Джин Ауэл - Путь через равнину

Ноги мамонтов были относительно короткими по сравнению с размерами животного, что позволяло им питаться травой, а не листьями деревьев, как это делали их более теплолюбивые родственники. В степях было мало деревьев. Голова у мамонтов, как и у слонов, высоко поднималась над землей, но была слишком большой, да еще и утяжеленной невообразимыми бивнями, и ее не могла удержать длинная шея. В ходе эволюции у этих животных развился хобот, что позволило разрешить проблему питания.

Хобот мамонта мог вырвать дерево, поднять тяжелый кусок льда и разбить его, чтобы добыть зимой воду, и он был достаточно чувствительным, чтобы выбрать и сорвать листок с дерева. На конце хобота было два отростка: наверху — пальцеподобный, способный выполнять тонкую работу; внизу — широкий, плоский, очень гибкий, похожий на руку, но без костей и пальцев.

Джондалар удивлялся ловкости, с которой мамонт захватывал нижней частью хобота стебли травы и держал их, в то время как верхний отросток хобота добавлял стебли, растущие рядом, пока не получался удобный сноп. Затем, придерживая его верхней частью хобота, как большим пальцем, мамонт выдергивал траву из земли. Стряхнув землю, он клал все это в рот и, пережевывая, готовил следующую порцию.

Миграции мамонтов на степных просторах были поистине опустошительными. Но поскольку трава вырывалась с корнями, деревья очищались от коры, такие чистки были полезны для степей и животных. Очистившись от травы и небольших деревьев, земля была готова принять другие растения, на ней вырастала новая трава, то есть пища, необходимая другим обитателям степей.

Эйла внезапно вздрогнула, у нее возникло странное ощущение. Затем она заметила, что мамонты перестали есть траву. Некоторые подняли головы, навострили уши. Затем они стали раскачиваться. Джондалар обратил внимание, как изменилось поведение каштановой самки, которую перед этим преследовали самцы. Ее усталости как не бывало — напротив, она казалась весьма заинтересованной. Внезапно она издала глубокий вибрирующий рев. Он эхом отдался в голове Эйлы, и та почувствовала, как по спине побежали мурашки. Откуда-то с юго-запада донесся ответ, похожий на отдаленные раскаты грома.

— Джондалар! Посмотри!

Он обернулся. К ним спешил гигантский мамонт с рыжеватой шерстью и фантастически огромными бивнями, изогнутыми вверх; в облаке пыли, словно поднятом смерчем, виднелись лишь его голова и плечи. У самого основания на верхней челюсти бивни были просто невероятно мощными, росли вниз, затем загибались вверх и внутрь. Постепенно, если мамонт их не ломает, они могут образовать огромный круг с перекрещенными впереди заостренными концами.

Густошерстные слоны ледникового периода были скорее приземистыми и редко превышали одиннадцать футов в холке, но их импозантные бивни вырастали до невообразимых размеров. Этот мамонт достиг почти восьмидесятилетнего возраста, его огромные копья из слоновой кости насчитывали полных шестнадцать футов в длину и весили по двести шестьдесят фунтов каждый.

Но прежде чем мамонт приблизился к стаду, здесь распространился его острый, едкий мускусный запах, вызвавший у всех самок прилив возбуждения: потоки мочи, трубный зов, визг и рев. Самки бросились к мамонту, окружили и стали поворачиваться к нему то спиной, то боком, дотрагиваясь до него хоботами. Они были очарованы и ошеломлены.

Прочие самцы отступили подальше. Когда Эйла и Джондалар смогли как следует рассмотреть пришельца, они тоже затрепетали. Мамонт высоко поднял голову, демонстрируя свои бивни. Далеко превосходящие по длине и диаметру более мелкие и прямые бивни самок, бивни этого мамонта были столь впечатляющими, что бивни других животных казались просто ничтожными. Его маленькие, покрытые шерстью уши приподнялись, волосы на макушке торчали дыбом, свободно развевающиеся длинные волосы его светлой, рыжевато-коричневой шкуры придавали мощь и без того массивному телу. Возвышаясь на два фута над самым большим мамонтом, намного превосходя по весу любую из самок, он был самым гигантским животным, какое они когда-либо видели. Сумев выжить в тяжелые времена и проведя в хороших условиях последние сорок пять лет, мамонт достиг пика, он был лучше всех, он был великолепен.

Однако самцов заставило удалиться не только естественное превосходство его размеров. Эйла заметила, что виски у него сильно раздуты и обильная рыжая шерсть между глазами, ушами и на щеках была покрыта темными мускусными пятнами. К тому же он испускал слюну и время от времени мочился пахучей мочой, которая образовала зеленую накипь на задних ногах и мошонке. Эйла подумала, не болен ли он?

Но он вопреки всем симптомам не был болен. Среди шерстистых мамонтов течка бывала не только у самок. Каждый год зрелые самцы переживали период сексуального возбуждения, бешенства в период течки. Хотя самец достигал половой зрелости к двенадцати годам, такой «период» у них наступал ближе к тридцати и длился около недели. Но к пятидесяти годам, когда мамонт достигал пика жизни, период сексуальной охоты мог продолжаться три-четыре месяца. Хотя каждый самец, достигший половой зрелости, мог соединяться с самками, самцы во время «периода» действовали более успешно. Гигантский мамонт с рыжеватой шерстью был не только лучше всех других мамонтов стада, он находился в разгаре течки, и он пришел, отвечая на призыв самки, тоже находящейся в течке.

Самцы по запаху знали, когда самки готовы к спариванию. Но мамонтам приходилось преодолевать такие огромные расстояния, что возникли иные способы определения брачного периода. Когда самка или самец находились в течке, тональность их голоса понижалась. Очень низкие звуки в отличие от высоких долго не затихали в пространстве, и низкий глубокий рев разносился на мили в пустынной равнине. Рев самки Джондалар и Эйла могли услышать довольно отчетливо, но у мамонта тона были настолько низкими, что они с трудом улавливали этот звук. Даже в обычных ситуациях низкие звуки служили средством связи между мамонтами на больших расстояниях, а большинство людей и понятия не имели об этом. Однако рев возбужденного мамонта был необычайно громким и глубоким, а зов самки — еще громче. Лишь немногие люди улавливали вибрации глубоких тонов, большая часть обертонов не совпадала с зоной, доступной человеческому уху. Каштановая самка гнала молодых самцов, привлеченных ее запахом и глухим низким ревом, который был слышен на мили вокруг. Она просто ждала того, кто превосходил всех, — самца исключительной физической стати, наделенного недюжинным инстинктом выживания. Это был настоящий зрелый производитель. Конечно, самка не осознавала этого, но тело ее знало, что это так.