Джайлс Кристиан - Кровавый глаз

Тир , бог сражений

Локи , Приносящий несчастье, Отец лжи

Ран , Матерь волн

Ньорд , Повелитель моря, бог ветра и пламени

Фрей , бог плодородия, супружества и произрастания

Фрейя , богиня любви и секса

Хель , богиня подземного мира

Волунд , бог кузницы и опыта

Мидгард , место, где живут люди, мир

Асгард , обитель богов

Валгалла , зал, где Один собирает погибших в бою

Иггдрасил , Дерево мира, святилище богов

Бифрост , Мост-радуга, соединяющий мир богов и мир людей

Рагнарок , последняя битва богов

Валькирии , забирающие погибших в бою

Норны , три прядильщицы, определяющие судьбу людей

Фенрир , Могучий волк

Йормунганд , змей Мидгарда

Хугин (Мысль) , один из двух воронов, принадлежащих Одину

Мунин (Память) , второй из двух воронов, принадлежащих Одину

Мьоллнир , волшебный молот Тора.

Очаг с сердитым шипением испускает больше дыма, чем огня. Люди, сидящие рядом на оленьих шкурах, кашляют и вытирают слезящиеся глаза.

Прочная дверь зала со скрипом отворяется. Пламя тотчас же взметается вверх, а едкий дым улетает прочь. Пляшущие тени похожи на валькирий, жаждущих урвать хоть кроху человеческой плоти, зловещих посланниц смерти, таящихся по углам. Быть может, в треске и сердитом фырканье огня они уловили шепот смерти. Ясно, что эти девы ждут меня уже очень давно.

Даже в Валгалле царит тишина, похожая на покрывало, сотканное из свежевыпавшего снега. Один, Тор и Тир отложили свои мечи, перестали на время готовиться к Рагнароку, последней битве. Я слишком высокого о себе мнения? Вполне вероятно. Все же я искренне верю, что даже сами боги жаждут услышать рассказ того, у кого красный глаз. В конце концов, они сыграли в случившемся свою роль, поэтому и смеются. Не одни только люди хотят, чтобы их имена остались в веках. Боги тоже жаждут славы.

Словно получив приказ расправиться с тенями, в очаге вспыхивает яркий огонь. В оранжевом сиянии оживают лица людей. Они готовы слушать, горят нетерпением.

Я делаю глубокий, шумный вдох и начинаю.

Англия, 802 год

Я не знаю, где родился. В детстве мне порой снились огромные отвесные скалы, поднимающиеся над морем так высоко, что солнечное тепло никогда не достигало холодной черной воды. Впрочем, быть может, эти сны были порождены рассказами людей из далеких северных стран. Зимний день там умирает, не успев начаться, а летом солнце никогда не заходит.

Я ничего не помню о своем детстве и родителях, не знаю, были ли у меня братья и сестры, не могу назвать имя, данное мне при рождении. Все же, наверное, о моей жизни многое говорит то, что мои самые ранние воспоминания окрашены в алый цвет. Они написаны кровью, отметившей мой левый глаз, за что меня всегда боялись.

Мне было тогда лет пятнадцать. Я уже считал себя мужчиной, когда пришли язычники.

Деревушка Эбботсенд, в которой я жил, была скучным и унылым местом. Свое название она, скорее всего, получила в честь одного святого монаха, который забрался на ветви высокого дуба и провел там в молитвах целых три года, без воды и пищи, держась за счет своего благочестия и по воле Господа. Потом он стал спускаться с дерева, упал и разбился насмерть. Тот клочок земли, где приключилась такая беда, и стал называться «местом, где умер аббат». [1] Дословный перевод с английского «abbot’s end» ( Здесь и далее прим. перев .). Есть правда в этом или нет, не могу сказать, но, наверное, это объяснение происхождения названия ничуть не хуже других. Оно, по крайней мере, любопытнее многих.

Эбботсенд находился на мысу, продуваемом всеми ветрами, смело торчащем в море, в целом дне пути верхом на юго-восток от Уэрехэма, в королевстве Уэссекс. Хотя, наверное, ни у одного короля никогда не возникало желания отправиться в такую глушь. Деревушка ничем не отличалась от других. Здесь жили простые люди, которые не просили от жизни ничего, кроме хлеба насущного, крова над головой и детей. Настоящий христианин скажет, что на такое место обязательно должно было быть ниспослано благословение. В данном случае оно выразилось в страданиях. Их сполна вкусил не только монах, давший имя селению. Нечестивец-язычник презрительно сплюнет, услышав подобные слова, и решительно заявит, что сама убогость деревушки была уже достаточным основанием для того, чтобы ее уничтожили, как больное животное. Так оно и вышло. Селения Эбботсенд больше не существует, и виноват в этом я.

Я работал у старого столяра Эльхстана, заготавливал стволы ясеня и ольхи, из которых он потом вытачивал на токарном станке кубки и блюда.

— Знаю, старик. Все люди хотят есть и пить, — устало говорил я, озвучивая жесты Эльхстана, который улыбался и кивал какому-то прохожему, постукивая двумя блюдами. — Мы с тобой не помрем от голода и жажды, если и дальше будем производить то, что нужно другим.

В ответ Эльхстан качал головой и бурчал что-то нечленораздельное. Ведь он был немым.

Вот почему я почти все время проводил в одиночестве, топором Эльхстана рубил и обтесывал деревья в лесной долине, расположенной к востоку от деревни. У меня была крыша над головой и еда. Я держался подальше от тех, кто предпочел бы никогда не встречаться со мной в деревне. Ее жители боялись меня за красный глаз, налитый кровью, и за то, что я не мог сказать, откуда появился.

Столяр был единственным, кто не пугался. Он не испытывал ненависти ко мне. Эльхстан привык усердно трудиться. Он давно постарел, не мог говорить, ему было не до таких чувств. Мастер взял меня к себе. Я расплачивался с ним за доброту мозолями и потом. Больше его ничего не волновало.

Но другие были не такие, как Эльхстан. Священник Вульфверд, увидев меня, осенял себя крестным знамением. Женщины говорили своим дочерям, чтобы те не подходили ко мне близко. Даже мальчишки по большей части держались от меня подальше, хотя иногда подкарауливали в лесу, чтобы неожиданно напасть и избить палками. Они осмеливались на это только тогда, когда их было трое или четверо и все — захмелевшие от меда. Но герои сдерживали ярость, следили за тем, чтобы не переломать мне кости, ибо все уважали мастерство старого Эльхстана. Жителям деревни были нужны кубки, блюда, бочки и колеса, поэтому обычно меня оставляли в покое.

Еще там жила одна девушка, Алвунна. Она была круглолицей и розовощекой. Мы с ней однажды валялись в сырой траве. Это случилось после пасхального пиршества, когда единственными живыми существами, не захмелевшими от меда, были собаки. Напиток придал мне храбрости. Я увидел, как Алвунна набирала воду из колодца, и, не говоря ни слова, взял ее за руку и повел к полю, заросшему высокой рожью. Когда все произошло, она вроде бы ничего не имела против, даже наоборот, отдалась мне с готовностью. Но, сказать по правде, дело закончилось неуклюжими поглаживаниями. Потом Алвунна стыдилась случившегося. Может быть, она боялась того, что сделали бы с ней ее родные, если прознали бы про нас. Так или иначе, но после той бестолковой ночи Алвунна старательно избегала меня.