Энтони О'Нил - Империя Вечности

— А как насчет Наполеона? Или Денона? О них он когда-нибудь говорит?

— То и дело, — ответил Ринд. — Думаю, последний вызывает у сэра Гарднера особенно нежные чувства.

Гамильтон фыркнул.

— Боюсь, он не имел чести познакомиться лично с этим старым мошенником.

— А вот я не уверен.

Собеседник еле заметно подался вперед.

— Прошу прощения. Он утверждал обратное?

— Честно говоря, затрудняюсь ответить. Сэр Гарднер часто склонен изъясняться намеками.

— Вот уж воистину, досадная черта характера. Кстати, он, случаем, не упоминал сэра Уильяма Джелла?

— И с очень большой теплотой. Сэр Гарднер постоянно называет себя его учеником.

— Да, это правда. Так вот, учителя тоже бесила его манера двусмысленно изъясняться.

Где-то на улице Монтегю загремел экипаж. Ринд беспокойно поерзал в кресле.

— Не могу отделаться от подозрения, будто сэр Гарднер воспитывает меня точно так же, как Джелл воспитывал его самого.

— На это я и рассчитывал.

— И кажется, с дальним прицелом — отослать меня в Египет.

— Он так и сказал?

— А чем еще объяснить подобное воодушевление?

Гамильтон просиял.

— Отличная новость, юноша. Похоже, он в самом деле берет вас под крылышко.

— Но я же… Вы понимаете?

— Что такое?

— Я не могу в Египет. И думать об этом не хочу. Ни в коем случае.

Колючие брови Гамильтона сошлись на переносице.

— Что это, юноша, на вас нашло? На свете бывают места и поскучнее.

— Нет, ни за что, никогда не соглашусь. Поверьте, я серьезно.

— Даже в интересах нации?

Ринд вспомнил разговор с королевой Викторией и едва не дрогнул.

— Нет… нет и нет, — повторил он, помотав головой. — Серьезно…

Гамильтон хмыкнул.

— Ну и ладно. Уверен, что в этом не будет необходимости. Но ради стратегических соображений с вашей стороны будет куда полезнее не отказываться от этой идеи в присутствии сэра Гарднера. Надеюсь, вы понимаете?

— Понимаю.

— Если он поверит, что сможет уговорить вас участвовать в поездке, это повысит ваши шансы подобраться к его дневникам. Видите ли, в Египте сэр Гарднер записывал все до мельчайших подробностей и к тому же чертил бесценные схемы.

— По-моему, я их видел.

Гамильтон изумленно вскинул голову.

— Еще раз прошу прощения. Он вам их показывал?

— Не совсем. Но в кабинете сэра Гарднера длинными рядами стоят переплетенные журналы.

— Он пустил вас к себе в кабинет?

— Буквально на минутку. Я мало что разглядел.

— Но ведь сэр Гарднер ни единой душе не позволяет туда заходить, даже своей экономке. Вы это знали?

— Он запирает кабинет, когда выходит, и держит его всегда на замке.

— Надо же — получить доступ к чертогу, не менее таинственному, чем все чертоги Египта… — с восторженным видом произнес Гамильтон. — Думаю, вы себе даже не представляете, какой удостоились чести. Это самый верный знак. — Он помедлил. — Думаете, вы когда-нибудь сможете побывать там… в частном порядке?

Шотландец пожал плечами.

— Поживем — увидим. Хотя сэр Гарднер и впрямь заинтересован в том, чтобы я больше времени проводил за работой. Он даже, — прибавил молодой человек приглушенной скороговоркой, — предложил мне у него поселиться.

Гамильтон склонился вперед, приложив ладонь к уху:

— Как вы сказали, юноша?

— Я приглашен к нему в дом в качестве постоянно проживающего ученика. Под лестницей как раз пустует комната…

— Правда? Да это же неоценимая возможность!

— Но я еще не дал согласия.

— Должны дать!

Ринд покачал головой.

— Нет. Вы чересчур много просите.

— Но это ускорит открытие… Ее величество будет в полном восторге!

— Нет, в самом деле, вы не можете ожидать, чтобы я… ну…

— Знаете, если он оформит постоянное кураторство…

— Но… — Ринд запнулся и снова почувствовал, что поддается на уговоры. — Э-э-э… — выдавил он, думая о национальных реликвиях. — Ладно, я еще подумаю.

— Так-то лучше, юноша.

Молодой человек еще раз покосился на собеседника, увидел бескровную самодовольную ухмылку и узкие щели глаз и с трудом подавил в себе поднявшееся негодование. Если на то пошло, он был от природы скромен, однако терпеть не мог играть роль покорной овечки; гордился своими манерами и простодушием, но не желал становиться жертвой бессовестных манипуляций.

— Хочу заметить, — начал Ринд, собравшись с силами, — на данном этапе будет полезнее хотя бы немного просветить меня насчет предмета поисков.

— Что вы хотите сказать?

— В смысле… Понимаю, в неведении тоже есть свои преимущества, просто в определенный момент оно начнет представлять опасность.

Гамильтон хмыкнул.

— Вот как? Нашей борзой маловато запаха?

Ринд уловил в его словах насмешку.

— Это серьезно, — не сдавался он. — Я же могу пропустить какое-то косвенное доказательство и даже не знать этого. А то и что-нибудь посерьезнее. Да я могу пропустить… вообще все.

— Разумно. Прошу вас понять меня правильно. Пожалуй, на сегодняшний день легкий намек вам действительно не помешает. Можете для начала прочесть книгу Денона «Путешествия по Верхнему и Нижнему Египту». Я достану вам экземпляр…

— Уже прочитал. Два раза.

Гамильтон поморгал.

— Уже, говорите?

— По совету сэра Гарднера.

— Вот оно что. А он объяснил вам, зачем это нужно?

— Чтобы лучше ознакомиться с египетской кампанией.

— Может, он обратил ваше внимание на определенные отрывки?

— Да нет.

— И не предлагал поискать в книге что-то конкретное? Хоть что-нибудь?

— Ну если только…

— Если только?..

— Разве что человечность.

— Человечность? — Гамильтон поразмыслил, наморщив лоб. — Поразительно.

Некоторое время он сидел, задумавшись, с туманным взором.

Ринд беспомощно пожал плечами:

— А в этой книге что-то есть? Угадал?

В глазах Гамильтона не сразу появилось осмысленное выражение.

— Какой-нибудь секрет? — продолжал допытываться Ринд. — Или ключ, который нужно найти?

— Прочитайте еще раз. Или пять раз, если понадобится.

— Но вы должны мне сказать! В записках Денона скрыто что-нибудь важное?

Но Гамильтон уже отпрянул обратно в тень.

— Важнее всего, юноша, то, о чем автор умалчивает, — провещал он из глубокого полумрака, сгустившегося за письменным столом. — О чем он недоговаривает. Вот вам настоящая тайна.

Следующей ночью молодой человек внимательно перечитывал «Путешествия» при свечах, расположившись у себя в комнатушке под лестницей. Лишь теперь, вооружившись скептическим видением Гамильтона, он заметил осознанно — и даже изощренно — оставленные белые пятна. Не то чтобы в книге недоставало подробностей: напротив, она изобиловала сведениями о местных флоре, фауне и особенно архитектурных сооружениях, живописала битвы и лишения, выпадавшие на долю путешественника, и, кроме того, как указывал сэр Гарднер, содержала многочисленные отступления морального и философского характера. И все же стоило автору коснуться так называемых технических вопросов — точных дат, имен, приказов, побуждений и, в частности, разговоров с Наполеоном, — рассказ принимал весьма обтекаемые формы, сбивая исследователя с толку.