Юрий Достовалов - Таежный гамбит

Тот размышлял секунду-другую.

— Я готов, ваше превосходительство, — ответил, наконец, Мизинов и поднялся.

— Благодарю, Александр Петрович, другого ответа я не ожидал от вас, — Вержбицкий подошел к столу, порылся в каких-то бумагах и, подняв взгляд на Мизинова, спросил:

— Вы что-нибудь слышали о Петре Александровиче Куликовском? Я хочу вас с ним познакомить.

Мизинов вспоминал секунду-другую, его цепкая память почти сразу выхватила из прошлого громкое дело, связанное с этим именем.

— Это уж не тот ли, из правых эсеров? — спросил он наконец.

— Из бывших, Александр Петрович, из бывших, — осторожно поправил его командующий.

— Не важно, но ведь это он участвовал в покушении на великого князя Сергея Александровича? [4] Великий князь Сергей Александрович (1857–1905) — пятый сын Александра II, Московский градоначальник, генерал-губернатор. Погиб от бомбы террориста Каляева.

— Был за ним такой грешок, — согласился Вержбицкий. — Вернее, он лишь наблюдал за великим князем, а убил его, как вам известно, Иван Каляев. Куликовский в то время был тесно связан с Савинковым…

— Ваше превосходительство, — поморщился Мизинов, — и с такими людьми… вы сотрудничаете?

— Дорогой мой Александр Петрович, — Вержбицкий подошел к Мизинову, мягко обнял его за плечи и слегка подавил вниз, приглашая сесть на диван. Сам сел рядом. — Время монархии прошло…

Мизинов непроизвольно дернулся.

Вержбицкий заметил этот жест и сказал мягче:

— По крайней мере, пока не видится возможностей ее восстановления, вы же знаете. Больно круто большевички разделались с Учредительным собранием. Так что пока нам любые попутчики хороши, кто против красных. Вы согласны со мной, Александр Петрович? Ну, в самом основном, принципиально? — настаивал командующий.

Мизинов молчал.

— Да, — продолжал командующий, — его прежняя «революционная» карьера весьма несимпатична, весьма. Ну, к примеру, избежав после убийства великого князя ареста, Куликовский, придя на прием к московскому градоначальнику графу Шувалову в июне пятого года убил его из револьвера. Осужденный Московским окружным судом к смертной казни через повешение, Куликовский, после подачи прошения о снисхождении на высочайшее имя, отделался каторжными работами без срока. Позднее наказание было снижено до пятнадцати лет каторги, а в одиннадцатом году он был выслан на поселение в Забайкалье. Работал в торговой фирме тамошних купцов Солодовых. С тех пор от политики совершенно устранился. Читает лекции бурятам и монголам. Но самое главное, Александр Петрович, он люто, свирепо ненавидит большевиков. Считает их узурпаторами. Впрочем он прав, не так ли?

— И какую же роль вы отводите этому перекрещенцу в деле, насколько я понимаю, связанном с моей предстоящей миссией? — вместо ответа резко спросил Мизинов.

— Вы вместе с ним отправитесь в Харбин, он прекрасно знает город и некоторых весьма полезных нам людей в Маньчжурии. Работая на Солодовых, он по долгу службы часто бывал в Харбине. Его, можно сказать, каждая собака там знает. О золоте не беспокойтесь — оно целиком под вашим контролем. К тому же вам выделят роту надежных бойцов. Дело Куликовского — доставить вас в Харбин, помочь там обосноваться. Займетесь ремесленничеством, например, приторговывать станете, лавку откроете. Придет время — и золото, и лично вы, Александр Петрович, нам очень, очень понадобитесь.

— Если так, я согласен, ваше превосходительство, — Мизинов поднялся, одернул китель. — Когда я увижу этого Куликовского?

— Да хоть сейчас, — с улыбкой ответил Вержбицкий. — Он у меня тут, в штабе, кое-какие дела выправляет. — Господин капитан! — крикнул командующий, открыв дверь в канцелярию, — позовите ко мне господина Куликовского!

Через минуту в кабинет Вержбицкого мягкой, но уверенной походкой вошел невысокий лысеющий человек в очках. На вид Мизинов дал бы ему лет шестьдесят, но, очевидно, он был моложе. Возможно составленное прежде впечатление об этом человеке сыграло роль, а может быть, Мизинову не понравился какой-то пошлый, ехидный вид этого господина, но Куликовский с первого взгляда пришелся ему не по душе.

«Вот что делает с людьми время и неправедная жизнь, — подумал Мизинов и вспомнил, что предрекал таким субъектам святитель Игнатий (Брянчанинов): «Во всю свою жизнь будут смахиваться в шельмовство!» Дай-то Бог, чтобы в Харбине у меня с ним все кончилось».

— Петр Александрович, я рад вам представить героя нашей армии генерал-майора Александра Петровича Мизинова! — представил командующий.

Мизинов и Куликовский пожали друг другу руки. Мизинов — с легким презрением, которого, однако, постарался не выказать, Куликовский — с явным заискиванием.

— Мы наслышаны о подвигах его превосходительства, — льстиво и вкрадчиво, каким-то треснувшим, сухим гортанным голосом проговорил Куликовский. — Мне лестно, что предстоит иметь дело с таким отважным человеком.

«Научился спичи-то говорить на своих политсобраниях! — мелькнуло у Мизинова. — Тебя бы на фронт, под пулеметики, голубчик, я бы там послушал твои речи…»

— Присаживайтесь, господа! — пригласил Вержбицкий. Мизинов и Куликовский сели на диван, Мизинов при этом намеренно, едва заметно отодвинулся от Куликовского на другой конец. Командующий сел на стуле за своим широким столом, покрытым малиновым сукном.

— Петр Александрович, посвятите, пожалуйста, господина генерала в ваш план вывоза его в Харбин, — предложил Вержбицкий.

— Наше предприятие есть большая военная тайна, но я вам доверяю, — без всяких предисловий начал Куликовский, переглянувшись с Вержбицким. — Да, вообще-то, кто прошел Ледяной поход и пришел сюда — люди честные, а шкурники и слизняки все остались там. Завтра мы пересечем с вами и с ценным обозом монгольскую границу. Наши паспорта на другие имена у меня в кармане, деньги на дорогу и на первое время, чтобы обосноваться, получены. Обмундирование мирного жителя для вас есть. До границы здесь около двухсот верст. На границе почти нет никакой охраны. Забайкальские казаки с монголами в большой дружбе, и дней через пять мы будем в Монголии. Еще через неделю — в Харбине. Правда, это путь довольно длинный, но зато самый верный.

— Наша миссия не без риска, — откликнулся молчавший до этого Мизинов. — Куда мы денем наши благородные лица, если они даже будут неумытыми и грязными? Глаза, интонация голоса, манеры и речь могут нас выдать.

— Для этого нужно быть хорошим гримером, а простые народные выражения меня не затруднят. У меня большой лексикон народных слов. К тому же мы едем как русские коммерсанты — в паспортах так об этом и сказано. А проводником едет с нами местный житель, бурят Осипов. Не волнуйтесь, Александр Петрович, все будет в полном порядке и произведено совершенно деликатно. Собирайтесь. — Куликовский поднялся, еще раз протянул руку Мизинову, поклонился Вержбицкому и вышел.