Бернард Корнуэлл - Еретик

— Внизу будет темно, — предупредил старик, — а у меня нет фонаря, так что ступай осторожно.

В тусклом свете, падавшем сверху на ступени, они спустились вниз, и, когда Томас добрался до нижней, Планшар поднял руку.

— Подожди там, — сказал он, — сейчас я кое-что тебе принесу. Там, в сокровищнице, ты ничего не разглядишь, слишком темно.

Ожидая, Томас озирался по сторонам, и, когда его глаза привыкли к мраку, он разглядел восемь сводчатых ниш, а когда понял, что это не просто крипта, а набитый костями склеп, в ужасе отшатнулся. Под сводами громоздились белеющие кости, таращились пустыми глазницами черепа. Лишь в восточном углу пространство под аркой оставалось полупустым, оно, видимо, предназначалось для тех братьев, что ныне служили в церкви и молились сейчас наверху. То было подземелье мертвых, преддверие Небес.

Томас услышал звук поворачивающегося ключа, потом снова послышались шаги аббата, и Планшар протянул ему деревянную шкатулку.

— Поднеси ее к свету, — сказал он, — и посмотри. Граф пытался украсть ее у меня, но, когда его привезли к нам в лихорадке, я снова забрал ее себе. Можешь рассмотреть?

Томас поднес шкатулку к слабому свету, который проникал сквозь лестничный проем, и увидел, что она очень старая, высохшая и некогда была окрашена изнутри и снаружи. Ему сразу бросились в глаза полустертые, но так хорошо знакомые слова. Слова, преследовавшие его с тех пор, как умер его отец.

«Calix meus inebrians».

— Говорят, — аббат забрал шкатулку у Томаса, — что ее нашли в часовне замка, принадлежавшего семейству Вексиев, она лежала на алтаре в драгоценной раке. Но когда ее обнаружили, она была пуста, Томас. Понимаешь? Пуста.

— Она была пуста, — повторил за ним Томас.

— Кажется, — сказал Планшар, — я знаю, что привело тебя, отпрыска рода Вексиев, в Астарак. Но здесь нет того, что ты ищешь. Ничего нет, Томас. Шкатулка была пуста.

Он положил шкатулку в сундук, запер массивную крышку и повел Томаса назад, наверх в церковь. Надежно заперев дверь сокровищницы, аббат жестом предложил англичанину присесть с ним на каменном уступе, проходившем по периметру пустого нефа.

— В шкатулке ничего не было, — настойчиво повторил аббат, — хотя ты, несомненно, думаешь, что прежде в ней что-то лежало. Как я догадываюсь, ты прибыл за той вещью, которая в ней хранилась.

Томас кивнул. Некоторое время он молча смотрел на двух послушников, подметавших широкие каменные плиты церковного пола шуршащими, жесткими буковыми вениками, а потом добавил:

— А еще я пришел, чтобы найти убийцу. Человека, который убил моего отца.

— Ты знаешь, кто это сделал?

— Мой кузен. Ги Вексий. Мне говорили, что он называет себя графом де Астарак.

— И ты думаешь, что он здесь? — с удивлением спросил Планшар. — Я никогда не слышал о таком человеке.

— Я думаю, он явится, как только узнает, что я здесь, — сказал Томас.

— И ты убьешь его?

— Допрошу его, — ответил Томас. — Я хочу узнать у него, почему он решил, что мой отец владел Граалем.

— А твой отец и вправду владел им?

— Не знаю, — откровенно признался Томас. — Мне кажется, сам он в это верил. Хотя временами у него случались приступы безумия.

— Безумия?

В голосе спрашивающего звучало искреннее сочувствие.

— Он не служил смиренно Богу, — пояснил Томас, — но сражался с ним. Не молился, а спорил, требовал, рыдал и кричал. Вообще он обо всем судил здраво, только с Богом выходила какая-то путаница.

— А у тебя? — спросил Планшар.

— Я лучник, — сказал Томас. — А для этого нужен ясный взгляд.

— А не кажется тебе, — спросил Планшар, — что твой отец открыл дверь к Богу и был ослеплен, тогда как ты держишь дверь закрытой?

— Может быть, и так, — ответил Томас, словно защищаясь.

— Итак, Томас, чего же ты надеешься достичь, обретя Грааль?

— Мира, — сказал Томас. — И справедливости.

Он сказал не то, что думал на самом деле, но зато это ставило точку в их разговоре.

— Солдат, который стремится к миру! — весело удивился Планшар. — Ты полон противоречий. Ты сжигаешь, убиваешь и грабишь, чтобы установить мир.

Планшар предупредительным жестом выставил раскрытую ладонь, не давая Томасу возразить.

— Должен сказать тебе, Томас, что, по-моему, лучше будет, если Грааль не найдут. Если бы я нечаянно на него наткнулся, то закинул бы его поглубже в море, туда, где обитают чудовища, и никому не обмолвился бы о своей находке. Но если его найдет кто-нибудь другой, то Грааль может стать просто очередным трофеем в нескончаемых войнах, которые ведут между собой честолюбцы. Короли будут сражаться за него, люди вроде тебя будут за него умирать, церкви — наживать на нем богатства, но никакого мира не наступит. Хотя почем мне знать, может быть, ты и прав. Может быть, Грааль ознаменует собой наступление века изобилия и всеобщего мира? Я молюсь, чтобы так оно и было. Однако обретение тернового венца не принесло таких благ, а почему Грааль должен обладать большим могуществом, чем шипы, терзавшие чело нашего Господа? В наших храмах, во Фландрии и в Англии, хранятся сосуды с Христовой кровью, однако они не приносят мира. Разве Грааль драгоценнее Его крови?

— Некоторые люди считают так, — неуверенно промолвил Томас.

— И эти люди будут убивать как звери, чтобы завладеть им, — сказал Планшар. — Они будут убивать, являя не больше жалости, чем волк, терзающий агнца, а ты говоришь мне, что Грааль принесет мир! — Аббат вздохнул. — Впрочем, может быть, ты и прав. Может быть, пришла пора найти Грааль. Мы нуждаемся в чуде.

— Чтобы воцарился мир?

Планшар покачал головой. Некоторое время он молчал, лишь смотрел на двух подметальщиков, и лицо его сделалось очень серьезным и невыразимо печальным.

— Я не рассказывал об этом никому, Томас, — заговорил он наконец, прервав затянувшееся молчание, — и тебе лучше тоже держать язык за зубами. Со временем, конечно, это узнают все, но зачем сеять в душах страх, если поделать ничего все равно нельзя? Так вот, не так давно я получил письмо из Ломбардии, от братьев одной из наших обителей, и знаю, что скоро в мире грядут такие перемены, что он неузнаваемо изменится.

— Из-за Грааля?

— Если бы! Нет, из-за заразы, идущей с востока. Из-за страшного морового поветрия, расползающегося, как дым, и губящего всякого, кого оно коснется. Это чума, Томас, которая ниспослана, чтобы перепахать людской род.

Планшар устремил взгляд перед собой, где в косом солнечном луче плясали пылинки.

— Такое поветрие должно быть делом рук дьявола, — продолжил аббат, осенив себя крестным знамением, — и дело это ужасно. Мой брат аббат сообщает, что в некоторых городах Умбрии умерло не менее половины населения, и он советует мне запереть ворота и не впускать путников. Но как я могу сделать это? Мы здесь, чтобы помогать людям, а не отгораживать их от Бога.