Бернард Корнуэлл - Еретик

— Я клянусь в этом, — торжественно произнес Робби, возложив руку на крест. — Клянусь Господом и жизнью моей матери.

Жослена эта сцена, похоже, забавляла.

Сэр Гийом сдался. Он знал, что может оставить у себя Жослена и прочих пленников и что в конце концов отыщется надежный способ передачи выкупных денег, но понимал также, что тогда ему предстоит долгое, неприятное и беспокойное ожидание.

Сторонники Робби, а их было немало, особенно среди примкнувших к гарнизону рутьеров, стали бы утверждать, что из-за долгого отлагательства можно вообще остаться ни с чем, а Робби будет нарочно подогревать их недовольство, и в гарнизоне неминуемо произойдет раскол. Впрочем, раскол наверняка произошел бы и без этого повода, потому что с уходом Томаса делать здесь им всем стало нечего. Никто из них не знал, что истинной целью похода являются поиски Грааля, но все чувствовали целеустремленность Томаса и догадывались, что за ней кроется что-то серьезное. Теперь же, как понимал сэр Гийом, они превратились в обыкновенную шайку рутьеров, которым повезло захватить замок. Нормандец подумал о том, что ни у кого из них нет желания здесь задерживаться. Как, впрочем, и у него самого. Даже если Робби не отдаст ему его долю, сэр Гийом уедет отсюда, став богаче, чем был раньше, а уж если шотландец сдержит слово, у него появится достаточно денег, чтобы собрать собственный отряд. А это было нужно, чтобы посчитаться с обидчиками, лишившими его родовых владений в Нормандии.

— Я рассчитываю получить деньги через неделю, — сказал сэр Гийом.

— Через две, — сказал Жослен.

— Через одну!

— Я постараюсь, — не задумываясь, согласился за Робби Жослен.

Сэр Гийом подвинул распятие через стол.

— Одна неделя!

Жослен смерил сэра Гийома долгим взглядом, после чего приложил палец к бессильному телу распятого.

— Раз ты настаиваешь, будь по-твоему. Неделя.

Наутро Жослен уехал при полном вооружении, в доспехах, под собственным знаменем и в сопровождении своих людей. Робби Дуглас отправился с ним во главе шестнадцати гасконцев, нанимавшихся к Томасу, но соблазнившихся золотом графа Бера. Сэр Гийом остался с теми людьми, которые прибыли с ним в Кастийон-д'Арбизон под командованием Томаса, и он был рад, что у него сохранились лучники. Когда он, поднявшись на башню, провожал взглядом отъезжавшего Жослена, к нему подошел английский ратник Джон Фэрклот.

— Он покидает нас? — спросил англичанин, имея в виду Робби.

Сэр Гийом кивнул.

— Он нас покинул. Больше мы его не увидим.

— И что же мы будем делать? — спросил Фэрклот, на сей раз по-французски.

— Дождемся денег и уедем.

— Вот так вот возьмем да уедем?

— А что еще нам, прости господи, остается? Графу Нортгемптону не нужен этот городишко, Джон. Он никого не пришлет нам на подмогу. Если мы останемся здесь, нас всех перебьют.

— И мы уже не сражаемся за Грааль, не жалея живота своего? — сказал Фэрклот. — Ведь, кажется, за этим нас послал сюда граф. Он знал про Грааль?

Сэр Гийом кивнул.

— Как рыцарей Святого Грааля, — с усмешкой промолвил он.

— Но мы откажемся от поисков? Так?

— Потому что это безумие, — решительно заявил сэр Гийом, — проклятое помрачение рассудка. Никакого Грааля не существует, но Томас вбил себе в башку, что он, может быть, все-таки есть, а граф решил, почему бы не попытать счастья. На самом же деле это дурь и блажь! Теперь вот и Робби подхватил эту заразу, но он тоже ни черта не найдет, потому что и нет ничего. Только мы одни да тьма-тьмущая врагов. Поэтому мы заберем деньги и уберемся отсюда подобру-поздорову.

— А что, если они не пришлют деньги? — спросил Фэрклот.

— Существует же такая вещь, как честь, разве не так? — отозвался сэр Гийом. — То есть хоть мы и грабим, и воруем, насилуем и убиваем, но никогда не обманываем друг друга, когда доходит до выкупа. Ведь иначе, ей-богу, все перестали бы доверять друг другу!

Он помолчал, глядя на Жослена и его свиту, задержавшихся в конце долины.

— Ты только погляди на этих мерзавцев, — сказал он, — стоят и наблюдают за нами. Гадают, как бы нас отсюда выкурить.

Всадники и впрямь бросали прощальный взгляд на башню Кастийон-д'Арбизона. Жослен при виде дерзко реявшего над башней штандарта графа Нортгемптона плюнул на дорогу.

— Ты и вправду собираешься посылать им деньги? — спросил он Робби.

— Конечно, — ответил шотландец, удивленный его вопросом.

Он считал делом чести отдать сэру Гийому и остальным членам отряда причитающуюся им долю, ему даже в голову не приходило поступить иначе.

— Но они вывесили флаг моего врага, — указал Жослен. — И если ты пошлешь им деньги, то что помешает мне забрать их обратно?

Он посмотрел на Робби в ожидании ответа.

Робби напряженно соображал, стараясь понять, какие из этого следуют выводы и как соотнести это с требованиями чести, — и пришел к выводу, что, если деньги будут отосланы в замок, его честь останется незамаранной.

— Они не просили о перемирии, — нерешительно произнес он.

Именно такого ответа и ждал от него Жослен, поскольку это давало ему право развязать военные действия, как только будут уплачены деньги. С довольной ухмылкой он продолжил путь.

До Бера всадники добрались в тот же вечер. Посланный вперед ратник предупредил город о приближении нового сеньора, и в полумиле от восточных ворот Жослена уже встречала депутация из городских консулов и духовенства. Нотабли приветствовали его стоя на коленях, а клир поднес ему некоторые из священных реликвий, хранившихся в соборе: перекладину от лестницы Иакова, кости одной из рыб, коими Иисус накормил пять тысяч человек, сандалию святой Гудулы и гвоздь, коим был прибит к кресту один из разбойников, распятых вместе со Спасителем. Все эти святыни в свое время были подарены городу старым графом, и клирики ожидали, что новый сеньор спешится и почтит заключенные в серебро, золото или хрусталь реликвии подобающим образом. Жослен прекрасно знал, чего от него ждут, однако склонился с седла и, воззрившись сверху на священников, требовательно спросил:

— Где епископ?

— Он болен, монсеньор.

— Так болен, что не может приветствовать меня?

— Он занемог, монсеньор, очень сильно занемог, — сказал один из священнослужителей.

Жослен так сверкнул на него глазами, что бедняга от страха съежился. Но в следующий миг новый граф, признав, видимо, такую причину как уважительную, спешился, мимолетно преклонил колени, сотворил крестное знамение перед принесенными реликвиями и резко кивнул консулам, которые протянули ему на зеленой бархатной подушечке церемониальные ключи от города. Предполагалось, что Жослен, приняв ключи, вернет их назад с благодарностью, но он проголодался и хотел пить и потому забрался в седло и, оставив коленопреклоненных нотаблей позади, поехал дальше.