Бернард Корнуэлл - Властелин Севера

— Я его союзник, — без выражения ответил Ивар.

Кьяртан снова взглянул на Гутреда.

— С какой стати мне покидать Дунхолм, щенок? Мне здесь нравится. Я прошу одного — чтобы меня оставили в покое. Мне не нужен твой трон, мне не нужна твоя земля, хотя я мог бы заинтересоваться твоей женщиной, если бы она у тебя была и оказалась достаточно хорошенькой. Поэтому я сделаю тебе встречное предложение. Ты оставишь меня с миром, и я забуду о твоем существовании.

— Ты мешаешь мне жить в мире, — ответил Гутред.

— Да насрать мне на тебя, щенок! Берегись, если отсюда не уйдешь! — прорычал Кьяртан, и в его голосе чувствовалась сила, которая напугала юного короля.

— Так, значит, ты отказываешься от моего предложения? — спросил Гутред.

Он утратил преимущество в переговорах и знал это.

Кьяртан покачал головой с видом крайнего разочарования.

— И ты называешь это королем? — обратился он к Ивару. — Если тебе нужен король, найди мужчину.

Затем Кьяртан указал на меня боевым топором.

— А с тобой у меня старые счеты, — проговорил он, — но еще не пришел день, когда я заставлю тебя вопить, как трусливую бабу. Однако этот день обязательно придет.

Он плюнул в мою сторону, потом круто повернул лошадь и поскакал обратно к высоким воротам, не промолвив больше ни слова. Его люди последовали за ним.

Гутред глядел ему вслед, а я пристально смотрел на Ивара, который намеренно разоблачил мое «колдовство». Думаю, ему сказали, что король обещал мне Дунхолм в случае успеха, а потому Ивар позаботился о том, чтобы крепость не пала. Он посмотрел на меня, сказал что-то своему сыну, и оба засмеялись.

— Через два дня, — обратился ко мне Гутред, — ты начнешь строить стену. Я дам тебе две сотни человек, чтобы возвести ее.

— Почему бы не начать завтра? — спросил я.

— Потому что мы собираемся в Гируум, вот почему. Мы отправляемся на охоту.

Я пожал плечами. Короли имеют право на капризы, вот и Гутреду захотелось поохотиться.

Мы поскакали обратно в Канкесестер, где выяснилось, что Дженберт и Ида, монахи, посланные на поиски выживших людей Ивара, уже вернулись.

— Нашли кого-нибудь? — спросил я, когда мы спешились. Дженберт лишь уставился на меня с таким видом, как будто вопрос его озадачил, а Ида торопливо покачал головой.

— Никого не нашли, — ответил он.

— Выходит, вы зря потратили время, — заключил я. Дженберт ухмыльнулся, услышав это, а может, из-за его искривленного рта мне просто так показалось. Потом обоих монахов призвали к Гутреду, который хотел узнать подробно ности, а я отправился к Хильде и спросил ее, произносят ли христиане проклятия. Если да, то пусть она пошлет на голову Ивара десяток отборных проклятий.

— Натрави на него дьявола! — попросил я.

В ту ночь Гутред попытался возродить в нас былое воодушевление, задав пир. Он выбрал для этого ферму в долине под холмом, где аббат Эадред возводил свою церковь, и пригласил всех людей, которые утром вместе с ним бросили вызов Кьяртану. Нас потчевали бараниной и свежей форелью, да и эль был хорош. Присутствующих развлекал арфист, и я рассказал историю о том, как Альфред пошел в Сиппанхамм, переодевшись арфистом. Моя история заставила всех смеяться: я красочно описал, как обозленный датчанин стукнул короля, потому что тот оказался никудышным музыкантом.

Эадред тоже был в числе гостей, и, когда Ивар вышел, аббат предложил прочесть молитву. Христиане собрались по одну сторону очага, и в результате мы с Гизелой остались вдвоем неподалеку от двери. На поясе у девушки висел кошель из овчины, и, пока Эадред нараспев произносил слова молитвы, она открыла кошель и вынула связку перетянутых шерстяной нитью палочек с рунами. Гизела подняла их, закрыла глаза — и разжала пальцы.

Палочки, как всегда, упали в беспорядке. Гизела опустилась рядом с ними на колени, ее лицо освещали отблески умирающего огня. Она долго и внимательно рассматривала перепутавшиеся палочки, затем пару раз взглянула на меня и вдруг ни с того ни с сего начала плакать.

Я прикоснулся к ее плечу и спросил:

— Что случилось?

И тут Гизела громко завопила. Она воздела руки к закопченным стропилам и принялась причитать.

— Нет! — выкрикнула она так, что аббат Эадред испуганно замолчал. — Нет!

Хильда поспешно обошла очаг и обняла за плечи плачущую девушку, но Гизела вырвалась и снова склонилась над палочками с рунами.

— Нет! — в третий раз воскликнула она.

— Гизела! — Ее брат присел рядом с ней. — Что с тобой, Гизела?

Она повернулась к Гутреду и вдруг со всей силы отвесила ему пощечину, а потом начала задыхаться, словно ей не хватало воздуха. Гутред, чья щека моментально покраснела, поднял палочки.

— Это языческое колдовство, мой господин, — сказал Эадред. — Ну и мерзость!

— Уведи ее, — велел Гутред Хильде, — уведи Гизелу в ее хижину.

И Хильда увлекла Гизелу прочь; ей помогали две служанки, заинтригованные странным поведением своей госпожи.

— Дьявол наказывает ее за колдовство, — настаивал Эадред.

— Что Гизела видела? — спросил меня Гутред.

— Она не сказала.

Король продолжал смотреть на меня, и на одно биение сердца мне показалось, что я вижу слезы в его глазах, но потом он резко отвернулся и бросил палочки в огонь. Раздался громкий треск, жгучее пламя взметнулось к крыше, а потом они превратились в черные головешки.

— Кого ты предпочитаешь: сокола или ястреба? — поинтересовался король.

Я озадаченно уставился на него.

— Когда завтра мы отправимся на охоту, — пояснил Гутред, — кого ты предпочитаешь взять?

— Сокола, — ответил я.

— Тогда ты сможешь поохотиться с Быстрым, — решил Гутред.

Это была одна из его птиц.

— Гизела больна, — сказала мне Хильда той же ночью. — У бедняжки лихорадка. Ей не стоило есть мясо.

На следующее утро я купил связку палочек с рунами у одного из людей Утреда. Они были черного цвета, длиннее сгоревших накануне и обошлись мне недешево. Я отнес подарок в хижину Гизелы, но одна из служанок сказала мне, что ее госпожа больна женским недугом и не может меня видеть. Я оставил ей палочки. Теперь-то я понимаю, насколько было бы лучше, если бы я метнул их сам, желая выяснить собственное будущее.

Вместо этого я отправился на охоту.

День выдался жарким. На западе громоздились темные облака, но они, казалось, не приближались, и солнце пекло так отчаянно, что лишь десять стражников надели кольчуги. Мы не ожидали, что встретим врага.

Гутред вел наш отряд, и Ивар с сыном тоже ехали с нами, и Ульф был там, и оба монаха, Дженберт и Ида, которые отправились в путь, чтобы молиться за монахов, злодейски убитых в Гирууме. Я не сказал им, что присутствовал при этих убийствах, учиненных Рагнаром Старшим. У него была причина так поступить. Монахи эти убили датчан, и Рагнар наказал их, хотя в наши дни все почему-то утверждают, будто те монахи были безгрешны: дескать, они лишь молились и погибли, как настоящие мученики. На самом деле они были безжалостными убийцами женщин и детей, но разве смогу я поведать людям правду и уличить во лжи священников?