Бернард Корнуэлл - Властелин Севера

Нас все еще вел Ситрик.

Мы спустились с вершины холма и направились на восток, прячась от часовых на стенах крепости, потом въехали в долину, где пенился текущий на запад ручей. Через него мы переправились довольно легко и снова начали подниматься по склону…

Все это время мы проезжали мимо убогих хижин, и испуганные люди выглядывали из-за низких дверей. То были личные рабы Кьяртана, пояснил мне Ситрик; они рубили дрова, выращивали свиней и возделывали поля, чтобы обеспечить пропитание защитников Дунхолма.

Наши лошади начали уставать. Они выдержали нелегкий путь по скользкой земле, неся на себе всадников в кольчугах, с тяжелыми щитами… Но наше путешествие практически подошло к концу, и теперь было уже неважно, видят ли нас часовые. Потому что мы приблизились к холму, на котором стоял Дунхолм, и теперь никто из его гарнизона не сможет покинуть крепость без боя, не прорвавшись сквозь наш строй.

Кьяртан отправил часть воинов на запад, приказав им найти нас, но теперь он уже не сможет послать гонцов, чтобы призвать на помощь тех своих людей, которых мы оставили позади, ибо единственная дорога, ведущая в его твердыню, находится под нашим контролем.

Поэтому мы поехали к тому узкому месту, где склон резко обрывался вниз, а дорога, перед тем как начать подъем к городским воротам, сворачивала на юг. Там мы остановились и растянулись по возвышенности. Часовым, стоявшим на стене Дунхолма, мы, должно быть, казались некоей темной армией. Все мы, включая и лошадей, были перемазаны в грязи, но люди Кьяртана могли видеть наши копья, щиты, мечи и боевые топоры. Теперь они уже поняли, что мы враги и перекрыли их единственную дорогу, но наверняка вовсю потешались над нами. Нас было совсем мало, а их крепость находилась так высоко и казалась такой неприступной!

А дождь все не прекращался, и темнота кралась по долине слева и справа от нас. Началась гроза, молнии резко и свирепо полосовали северное небо.

Мы привязали лошадей на раскисшем от дождя поле и по мере сил почистили животных и привели в порядок их копыта. Потом мы развели с десяток костров под защитой терновой изгороди. У нас ушла целая вечность на то, чтобы разжечь огонь. Многие везли с собой сухую растопку в кожаных сумках, но все промокло, как только попало под дождь.

В конце концов двое наших людей соорудили грубый навес из своих плащей, и я услышал, как металл ударил по кремню, а потом увидел первый завиток дыма. Люди защищали маленький огонек так, будто он был из чистого золота. Наконец пламя занялось, и мы смогли подложить в него влажных дров. Поленья шипели, исходя паром, и трещали, но все-таки мы хоть немного согрелись.

Увидев костры, Кьяртан понял, что его враги все еще на холме. Вряд ли он думал, будто у Гутреда достало храбрости предпринять такую атаку. Но Кьяртан, должно быть, знал, что Рагнар вернулся из Уэссекса, а также слышал, что я восстал из мертвых, и, надеюсь, той долгой ночью, когда вовсю бушевала буря, его пробирала от страха дрожь.

А во тьме ночи тем временем скользил скедугенган.

Пока еще было что-то видно, я пристально рассматривал путь, который мне предстояло проделать в темноте. Да уж, задача не из легких. Мне придется спуститься вниз по реке, потом — на юг, следуя вдоль берега. Но как раз под стеной крепости, где река исчезала из виду, скрываясь за утесом Дунхолма, путь преграждал массивный валун. То была настоящая скала, по размеру больше новой церкви Альфреда в Винтанкестере, и, если я не найду, как ее обогнуть, мне придется карабкаться на широкую, плоскую верхушку… Однако, забравшись на скалу, я стану легкой добычей для копейщиков.

Я прикрыл глаза, в которых рябило от дождя, затем пристально вгляделся снова — и решил, что, может, есть обходной путь, позволяющий обогнуть гигантский камень, держась берега реки.

— Скажи, Утред, то, что ты задумал, возможно осуществить? — спросил меня Рагнар.

— Это следует осуществить, — ответил я.

Я назначил в свой отряд Стеапу и еще десятерых человек. Гутред и Рагнар тоже хотели пойти, но я их не взял. Рагнару, по моему замыслу, предстояло возглавить нападение на высокие ворота, а Гутред просто был недостаточно хорошим воином. Да и кроме того, если вдруг король останется лежать мертвым на слонах Дунхолма, вся наша затея станет бессмысленной.

Я отвел Беокку в сторону.

— Помнишь, как в свое время мой отец велел тебе караулить меня во время штурма Эофервика? — спросил я.

— Конечно помню! — негодующе ответил тот. — А ты не послушался и удрал! Тебе все не терпелось поучаствовать в бою! Ты сам виноват, что попал в плен!

Беокка был прав: мне тогда было десять лет, и я отчаянно стремился увидеть битву.

— Если бы ты от меня тогда не сбежал, — продолжал негодовать священник, — тебя бы не взяли в плен датчане! И ты был бы сейчас добрым христианином. Я до сих пор виню себя в случившемся. Мне следовало бы связать поводья моего и твоего коней.

— Тогда бы тебя тоже взяли в плен, — ответил я. — Неважно, я хочу, чтобы сегодня ты охранял Гутреда. Оставайся с ним рядом и не позволяй ему рисковать жизнью.

Беокке такое поручение явно не понравилось.

— Но он же король! Он взрослый человек! Я не могу приказывать Гутреду!

— Скажи ему, что Альфред не желает, чтобы он подвергал свою жизнь опасности.

— Альфред, может, этого и не желает, — мрачно произнес Беокка, — но вложи меч в руку мужчины — и он теряет рассудок. Я видел, как это бывает!

— Тогда скажи, будто тебе во сне явился святой Кутберт и велел Гутреду держаться подальше от заварушки.

— Он мне не поверит!

— Поверит, — пообещал я.

— Я попытаюсь, — вздохнул Беокка. Потом он посмотрел на меня в упор здоровым глазом и спросил: — Ты сможешь это сделать, Утред?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Я буду за тебя молиться.

— Спасибо, святой отец.

Сам я собирался молиться всем богам, каких только припомню, а потому рассудил, что еще один не повредит. В конце концов, решил я, все в руках судьбы. Три пряхи уже знали не только о наших замыслах, но и о том, чем обернутся эти планы, и мне оставалось лишь надеяться, что они не собираются в ближайшее время перерезать нить моей жизни.

Моя затея выглядела безумной, но, возможно, именно это и поможет ей воплотиться в жизнь. Когда я вернулся в Нортумбрию, в здешнем воздухе витало безумие. В Эофервике царило безумие резни, в Кайр Лигвалиде — безумие святости, так стоит ли удивляться, что теперь у меня появилась эта отчаянная идея.

Я выбрал Стеапу, поскольку тот стоил трех или четырех воинов, и Ситрика, ведь если мы проникнем в Дунхолм, он там легко сориентируется. А еще я взял Финана, ибо ирландец был яростным и свирепым воином, а также сильного и бесстрашного Клапу и хитрого и пронырливого Райпера. Остальные шестеро членов нашего отряда были людьми Рагнара — сильными, молодыми, умеющими обращаться с оружием.