Шарль Монселе - Женщины-масонки

– Именно,– сказал я.

– Жюстен! – позвала она гарсона.

Внимательный гарсон, согнувшись и вытянув шею, подбежал к ней.

– Подайте воланы и ракетки!– приказала Пандора.

– Что вы сказали, сударыня?…– переспросил гарсон.

– Я сказала: «воланы и ракетки»! Вы же видите, что этому господину угодно сыграть со мной в словесную игру.

– О, превосходно! – закричали Марк и Коломбен.

– А я хочу,– вмешался Форестье,– чтобы Жюстен ответил: «Сударыня, воланы и ракетки кончились».

Смех усилился.

Не тебе, дорогой мой товарищ по стольким безумствам, я стал бы рассказывать о такого рода ужинах. В наши дни осталось всего два-три водевилиста, способных на такие смелые выходки, способных и на то, чтобы на сцене пустить в ход с полдесятка старых шуток вокруг картонного пирога, подобно тому, как на мещанских обедах шутники толкают коленом соседа и говорят: «Позвольте пройти!»

Я предпочитаю рассказать тебе об изяществе и уме мадемуазель Пандоры.

Наконец-то я приступаю к ее портрету.

Ей не больше двадцати лет; это прекрасный возраст, единственно приемлемый; ты согласен? Головка у нее маленькая, волосы – а ведь ты знаешь, как я поддаюсь очарованию волос, их обилию, их цвету, их запаху,– напоминают чистое золото; это само совершенство, они завиваются, как руно, эти курчавые волосы, они спускаются на лоб, и изгнать их оттуда бессильны старания парикмахера. Вообрази английский тип в сочетании с типом венецианским, этакое сочетание Тициана и Лоуренса, и ты получишь представление об этой чудесной шевелюре. Глаза, пожалуй, чересчур навыкате, поразительного ярко-голубого цвета; эти глаза с первого взгляда мне не понравились, я должен к ним привыкнуть. Прибавь к этому очаровательный носик, продолжающий прямую линию лба,– это, как и ее имя, напоминает античные изображения. И ты, разумеется, видел мадемуазель Пандору на разных картинах, изображающих Помпею. Правда, рот составляет прелестный контраст с верхней частью лица: это рот чисто парижский, это роза, это коралл. Этот ротик вместе с двумя крошечными ямочками на щеках, этот шаловливый подбородок и эта пухленькая шейка погружают нас в настоящий девятнадцатый век.

Ты доволен? Ты согласен, что какая-нибудь газета могла бы поместить это описание?

Но подожди, я еще не кончил. Зубы – жемчуг, ушки словно вырезаны скульптором. Перчатки она покупает не иначе, как у фей, а ее сапожник, несомненно, проживает на улице Алькала в Мадриде.

Ах, да! Я и забыл: у нее цвет лица нормандки, яркость которого смягчили бессонные ночи жизни светской и жизни любовной.

Леопольд, я не шучу, как ты мог бы подумать. Этими красками я рисую живые черты. Кроме того, она необыкновенно изящно носит свое платье, которое она мнет, которое она подчиняет всем капризам своей дивной груди; она не заботится о кружевах, спадающих с ее плеч, она поправляет их, встряхивает, оставляя их при этом в целости и сохранности. А ее голос! Когда она открывает рот, можно подумать, что у нее из горла сыплется жемчуг. И к тому же я, как ты видел, попытался показать тебе, что она отнюдь не глупа.

Не смешно ли увлечься хорошенькой и почти умной девушкой? Я уже не принадлежу к числу людей, способных делать глупости ради женского личика, ради женской головки, хотя бы она и напоминала античную головку, и ради парижского ротика; но не знаю, смогу ли… вернее, я не смогу удержаться от каприза, от часа любви – о, да, да, любви!

За ужином «У провансальцев» я не хотел пить именно ради того, чтобы как можно лучше разобраться в этом первом впечатлении и чтобы опьянение рассудка ни в малой мере не способствовало опьянению сердца.

Леопольд, я люблю Пандору!

Это неоспоримо, и пусть мой разум и мои чувства договариваются между собой, как им заблагорассудится. Я принадлежу к числу людей, которые разъезжают в почтовых каретах, чтобы ехать быстрее, и которые в то же время велят кучеру остановиться, чтобы сорвать цветок, который они заметили на обочине дороги.

А кроме того, я надеюсь, что мне поможет мой опыт. Никто не жил, никто не любил безнаказанно. У меня есть мои собственные правила и предписания, этакий учебник по ухаживанию за женщиной. Я буду любить, но я сумею остаться сильным.

Но я так и вижу, как ты приходишь ко мне,– ты ведь человек положительный и нетерпеливый – и ты спрашиваешь, чем закончился ужин, ты хочешь узнать, к чему привела эта первая встреча. Я тебя знаю: тебе уже представляется мольеровское «Отвезите меня домой». Фи! Галльский дух, грубая философия! У меня нет ни юношеского нетерпения, ни холодного цинизма зрелого мужчины. Я проводил Пандору домой, это правда; удобно расположившись в двухместной карете, увозившей нас из ресторана, мы разговаривали почти что нежно. Чего же еще тебе нужно? К тому же от «Провансальцев» до улицы Сен-Жорж, где живет Пандора, всего каких-нибудь десять минут езды.

А кроме того, она захлопнула дверь у меня перед носом.

Вот как было дело, если тебе угодно знать решительно все!»

« 7 августа.

Эти два письма ты получишь одновременно, и у тебя не будет времени на то, чтобы давать мне советы.

Неделю назад Пандора стала моей любовницей.

Ради меня она бросила все, а главное, как мне стало известно, она бросила покровителя с огромным состоянием и с высоким титулом – это граф д'Энгранд, который безумно любил ее и который теперь, должно быть, любит ее еще сильнее.

И я благодарен Пандоре за глубину ее чувства.

Из всех женщин, которых я знал,– а ведь тебе известно, сколь много их было,– она, бесспорно, самая пикантная, самая оригинальная, самая необыкновенная. Моя склонность к анализу находит в ней не меньше пищи, чем мои капризы любовника. Она произошла на свет от василиска, чтобы очаровывать людей, и я нимало не сомневаюсь, что в древности она заманивала бы прохожих на дно колодца.

Порой она смотрит на меня с выражением, которое я не смог бы определить и которое взволновало бы другого человека, будь он на моем месте.

Ты понимаешь, что, памятуя о жертвах, которые она мне принесла, я не захотел остаться перед ней в долгу, и ее великолепные белые лошади обошлись мне в несколько папильоток из бумажек, выпускаемых Французским банком, но ведь не мог же я допустить, чтобы она ощутила перемену в жизни:

К тому же малютка привыкла к роскоши, что свидетельствует о натуре гордой и тонкой, и я это одобряю, черт побери!

А теперь о делах серьезных. Я изо всех сил стараюсь вернуться к дипломатии, но вернуться через главный вход. Вчера я виделся с принцем д'Э…, а послезавтра меня должны представить ее высочеству Аделаиде [41] Аделаида Орлеанская (1777-1847) – сестра и советчица короля Луи-Филиппа. . Речь идет не более не менее как о месте секретаря посольства в Вене, и у меня нет серьезных конкурентов, кроме одного из моих однокашников, Шарля де Н., но тут я вынашиваю некий план, о котором расскажу тебе, когда его выполню.