Альбер Бланкэ - Война амазонок

«Это он! Это Мазарини!» – подумал Бофор, узнавший ливрею на слугах.

Карета проехала половину улицы, в это время раздался выстрел, и кучер со страшными криками упал с козел. Со всех сторон выскочили люди свирепой наружности, вооруженные шпагами, пистолетами и мушкетами. Одни бросились к лошадям, другие налетели на всадников, сбросили их на землю, погасили факелы, третьи с обнаженными шпагами устремились к дверцам кареты.

Бофор увидел, как из кареты сверкнули другие шпаги, удары нападающих отражались с отменным мужеством.

Бандиты сначала молчали, как бы повинуясь отданному приказанию, но потом почувствовали необходимость поддерживать свой азарт криками: «Долой Мазарини! Бей его! Смерть ему!»

При свете уцелевшего факела зоркий глаз Бофора различил внутри кареты вместе с кардиналом еще двух особ, которых никак не ожидал здесь видеть: то были герцог Орлеанский и дочь его.

– Луиза! Моя милая Луиза! – воскликнул Бофор в ужасе.

С обеих сторон дрались холодным оружием.

– Пали! – закричал Ле-Мофф.

Мрак осветился двумя ружейными выстрелами. Разбойники, увидев, с кем имеют дело, стали направлять удары в надлежащую сторону.

Но удары не попадали в цель, чья-то необыкновенно могучая шпага сверху козел отражала все удары; в то же время чей-то повелительный голос, заглушая шум схватки, звал людей из гостиницы «Дикарь», двери которой оставались полуотворены.

– Эй! Люди, несите огня! Говорят вам, посветите, – кричал он.

Но в гостинице все были глухи, никто не подавал и признака жизни, даже лампа, горевшая в общей зале, вдруг погасла.

– Убирайтесь вон, проклятые мошенники, или никто из вас живым не выйдет из этой трущобы!

– Стреляйте! – сказал другой голос как будто с правой стороны. – Не уступайте им!

– Клянусь Вакхом! Я уже убил одного бездельника! – отвечал знакомый голос кардинала.

– Тут принц королевской крови! – сказал другой голос, как бы угрожая.

– Смерть кардиналу! – заревела толпа нападающих.

Во мраке слышались стук и удары шпагами, только изредка раздавался ружейный выстрел, озаряя картину битвы.

– Ударь по лошадям, кучер! – послышался из кареты голос принцессы.

Как только отдано было это приказание, человек, отражавший удары с козел, вскочил на одну из лошадей и напал на разбойников, державших лошадей, одного приколол, другому нанес жестокий удар по рукам. Высвободив таким образом лошадей, ударил их и что было сил помчался по улице.

Крики раненых и упавших, по ногам которых проехали колеса, раздались во мраке. Карета мчалась с быстротой молнии, увлекаемая лошадьми, которые точно обезумели от боли – новый кучер беспощадно оделял их ударами своей шпаги.

Напрасно вслед экипажу летели пистолетные и ружейные пули – карета благополучно выбралась из улицы Дракона. Кучер остановил лошадей только на берегу Сены.

– Ну что же ты остановился, кучер? Езжай дальше! – закричали голоса из кареты.

Кучер молча слезал с лошади.

– Господин Жан д'Ер, – сказал он, обращаясь к всаднику, все время сопровождавшему карету, – не угодно ли вам будет взять на себя труд довезти кардинала в Лувр?

Молодой всадник был не кто иной, как лотарингский кавалер. Поспешно соскочив с лошади, он занял место неизвестного кучера, который, сказав ему несколько слов на ухо, скрылся в темных улицах.

В эту минуту ветер разогнал облака, скрывавшие луну, и можно было видеть человека, бежавшего к Новому мосту.

– Кто это, не знаете ли вы? – спросил кардинал у Жана д'Ера, который, привязав лошадь к экипажу, взобрался на козлы.

– Не знаю, монсеньор, – отвечал тот, повернувшись к кардиналу.

– А я так знаю, – послышался звучный и музыкальный голос герцогини де-Монпансье.

– Кто же это?

– Герцог де-Бофор.

– Не может быть! – воскликнул кардинал, который в минуты сильного волнения не мог преодолеть своего итальянского выговора. – Не может быть! Герцог последний человек, на которого я мог бы рассчитывать при подобных обстоятельствах.

– Благодарю за него, монсеньор, – не удержался заметить Жан д'Ер.

– По этим неотразимым ударам я узнала его и держу пари, что это был мой кузен! – подтверждала герцогиня де-Монпансье.

– Кстати, – сказал Гастон, обращаясь к молодому кучеру, – кто вы такой? Молчаливый и таинственный кучер назвал вас именем не совсем незнакомым мне.

– Имя лотарингское, ваше высочество. Случайно мы проезжали по улице с тем человеком и имели счастье оказать вам маленькую услугу.

– Так это вас одного мы обязаны благодарить за спасение?

– Виноват, ваше высочество, но это не так. У меня в кармане рекомендательное письмо от герцога Карла к вам, по этой причине я считаю себя вашим слугою и, следовательно, защищая вас, исполнял только свою обязанность.

– Если бы не вы, так я был бы убит! – воскликнул Мазарини. – Сомнения никакого нет, они до меня добирались. Его высочество герцог Орлеанский так любим в Париже, что и думать нельзя, чтобы это ночное нападение было сделано на него.

– Монсеньор, – возразила принцесса, – если бы мы с отцом не находились в карете, то сомневаюсь, что было бы достаточно рук наших двух защитников, чтобы рассеять толпу бродяг.

– Но мне кажется, что и я не худо действовал шпагою, которую всегда держу в карете про всякий случай.

– Итак, – опять обратился принц к кучеру, – вы отказываетесь назвать по имени вашего храброго товарища?

– Он запретил мне это, ваше высочество.

– Отлично, молодой человек, – сказал Мазарини, – его высочество принимает вас к себе на службу. Что касается меня, так если завтра утром вам угодно будет напомнить мне ваше имя, я постараюсь доказать вам мою благодарность.

– А до тех пор, – сказал Гастон, – так как слуги монсеньора трусы и все разбежались, не будете ли вы любезны довести до конца вашу услугу?

– Ваше высочество, с радостью готов вам повиноваться, но я совсем не знаю Парижа, не знаю, в какую сторону править.

В это время послышался конский топот по направлению к улице Дофина.

– Езжайте к Новому мосту, потом поверните налево, – сказал кардинал торопливо.

Гонтран-Жан д'Ер не заставил себя просить, подозревая в спешащих всадниках если не шайку Ле-Моффа, то по крайней мере тех особ, с которыми выехал из дома Мартино. Он ударил по лошадям и помчался во весь опор по дороге в Лувр.

Через полчаса Мазарини, Гастон и принцесса были допущены к королеве.

Анна Австрийская сидела в больших креслах у своей постели, две женщины убирали на ночь ее прекрасные белокурые волосы, красоту которых пощадило время.

– Ах! Это вы, моя милая племянница, – сказала она, обращаясь с самой очаровательной улыбкой к принцессе. Мазарини вел ее под руку и, казалось, не замечал Гастона, который шел позади дочери.