Валерио Манфреди - Александр Македонский. Пределы мира

Царь крепко обнял ее.

— И для меня это счастливое время, — ответил он. — Мой флот вернулся целым и невредимым, я закончил все военные походы, помирился с моими солдатами, объединил два рода браком, и скоро у меня будет сын.

— Погоди говорить, — засмеялась Роксана. — Еще может быть и дочь.

— Ну нет, — возразил Александр. — Я уверен, что будет мальчик, Александр Четвертый! Ты станешь матерью наследника трона, Роксана. И чтобы отметить это, я устрою грандиозные празднества с состязаниями и театральными представлениями. Есть вещи, которых ты не знаешь, но я уверен, что быстро освоишь их и полюбишь. Представь себе сотни колесниц, запряженных четверками коней, которые несутся с безумной скоростью; представь истории, изображаемые на сцене людьми, которые притворяются персонажами этих историй; представь атлетов, состязающихся в беге, борьбе, прыжках, метании копья. А еще танцы, музыка, песни…

Девушка смотрела на него в восхищении. Оставив родные горы, населенные одними пастухами, она навидалась всяких чудес, и жизнь с всемогущим Александром представлялась ей бесконечным сном.

Начались празднества и пиршества, но во время этих торжеств заболел Гефестион. Получив от Евмена известие об этом, царь тут же поспешил к его постели.

— Что с ним? — спросил он.

— Сильная лихорадка и тошнота, — ответил Евмен.

— Позови Филиппа.

— Ты забыл, что оставил его в Сузах? Я велел прийти Главку, он прекрасный врач.

Несмотря на лихорадку, Гефестион сохранил способность шутить:

— Не нужно врачей. Лучше пришлите мне кипрского вина, и все пройдет.

— Не паясничай, — осадил его Александр. — Делай, что скажет врач.

Спешно явившийся Главк обнажил грудь больного и прослушал его.

— Интересно, почему у врачей всегда такие холодные уши, прямо лед! — воскликнул Гефестион.

— Если хочешь врача с теплыми ушами, достаточно только позвать, — пошутил Евмен. — Твой друг — владыка мира и найдет все, чего пожелаешь.

Главк начал щупать надутый и твердый живот пациента.

— По-моему, ты заболел оттого, что съел какую-то дрянь. Я пропишу тебе слабительное, а потом тебе придется поголодать по меньшей мере три дня и пить только воду.

— Ты уверен, что это хорошее средство? — спросил Александр.

— Думаю, Филипп прописал бы то же самое. Если бы он был не так далеко, я бы послал гонца проконсультироваться с ним, но думаю, дело того не стоит. Подобная болезнь должна пройти скорее, чем гонец доберется до Суз.

— Тем лучше. И все же не спускай с него глаз. Гефестион — мой самый дорогой друг.

При этих словах взгляд царя упал на украшение, висевшее на шее у Гефестиона, — это был оправленный в золото молочный резец, зуб Александра. А сам царь носил при себе детский зуб Гефестиона — первый залог дружбы, которым они обменялись давным-давно.

— Не бойся, государь, — ответил врач. — Мы поставим Гефестиона на ноги в кратчайший срок.

Александр вышел, а врач скорее дал пациенту слабительного и предписал диету.

— Через три дня, если станет лучше, можешь выпить немного куриного бульона.

И действительно, через три дня Гефестиону полегчало: лихорадка спала, хотя и оставалась еще довольно сильной, и живот уже не так пучило. В этот день были назначены гонки квадриг, и Главк, страстный любитель лошадей, зайдя проведать пациента и увидев, что ему лучше, попросил разрешения отлучиться на несколько часов:

— Сегодня гонки, на которые мне очень хотелось бы посмотреть. Я бы пошел туда, если у тебя нет никаких возражений.

— Конечно нет, — ответил Гефестион. — Иди спокойно, развлекись.

— Можно не волноваться? Ты будешь осмотрителен?

— Можешь быть совершенно спокоен, ятре. После того, что я перенес за последние десять лет, какая-то лихорадка мне не страшна.

— Во всяком случае, до вечера я вернусь.

Главк вышел, а Гефестион, не в силах больше терпеть голодания и слабительных, позвал слугу и велел приготовить пару жареных цыплят и подать к ним ледяного вина.

— Но, господин… — попытался возразить слуга.

— Ты послушаешь меня или велеть тебя высечь? — заорал на него Гефестион.

Перепуганный слуга сдался: приготовил цыплят и сходил за вином, хранившимся в погребе в снегу. Гефестион жадно набросился на мясо и выпил пол-амфоры ледяного вина.

К вечеру Главк вернулся в превосходном настроении и вошел в спальню пациента.

— Как тут наш доблестный воин? — спросил врач, но тут его взгляд упал на цыплячьи кости, а потом на валявшуюся в углу пустую амфору, и он побледнел.

Главк медленно повернул голову к постели: Гефестион даже не смог добраться до нее. Он лежал навзничь на полу. Мертвый.

Об этом немедленно доложили Александру, и царь поспешил в дом друга в слабой надежде, что это какое-то недоразумение. Когда он вошел, там уже находились Евмен, Птолемей, Селевк и Пердикка, и по их лицам и взглядам стало ясно, что никакой надежды нет.

Его друг лежал на постели, причесанный, побритый и переодетый в чистые одежды. Александр бросился на его тело и громко, безутешно зарыдал. А потом сел в угол, обхватив голову руками и молча проливая слезы. Так он сидел всю ночь и весь следующий день. До дежуривших у двери друзей то и дело доносились его стенания и всхлипывания.

На закате следующего дня они решили войти.

— Выйди, — сказал Александру Птолемей. — Выйди отсюда. Мы уже ничем не можем ему помочь, только приготовить к погребению.

— Нет, оставьте меня, я не могу покинуть его. Мой бедный друг! — зарыдал Александр, охваченный отчаянием.

Но товарищи вывели его силой, подняли, как груз, и вынесли прочь, чтобы дать египетским бальзамировщикам подготовить тело должным образом.

— Это моя, моя вина, — стонал Александр. — Если бы я не оставил Филиппа в Сузах, он бы его спас и Гефестион был бы сейчас жив.

— К сожалению, все дело в простой небрежности, — сказал Селевк. — Врач оставил его одного, чтобы пойти на бега, и…

— Что ты говоришь? — вскричал Александр с исказившимся лицом.

— К сожалению, это так. Может быть, он думал, что нет никакой опасности, но… Оставшись один, Гефестион стал есть и пить без меры: объелся мясом, напился ледяного вина, и вот…

— Разыщите его! — закричал Александр. — Разыщите этого червя и немедленно доставьте ко мне!

Стражники разыскали несчастного врача, который укрылся в погребе, и привели к царю, трясущегося и бледного, как полотно. Главк пытался что-то лепетать в свое оправдание, но Александр заорал:

— Молчи, несчастный!

Он со всей силы ударил врача кулаком в лицо, так что тот покатился по земле с расквашенными губами.

— Казнить немедленно, — велел царь, и бедняга повис на руках стражников, плача и умоляя о милосердии.