Валерио Манфреди - Башня одиночества

Колонна медленно двигалась вперед среди ослепительного блеска неба и песка; оазис Цидамус, с его прохладной водой и свежими финиками, остался всего лишь воспоминанием. Они в страхе покинули его уже много дней назад, а южный горизонт продолжал удаляться, призрачный, зыбкий и обманчивый, словно марево, колышущееся среди барханов.

Впереди на лошади ехал центурион Фульвий Макр с прямой спиной, расправленными плечами и в потускневшем на солнце шлеме, который он никогда не снимал, чтобы показать своим людям пример дисциплинированности.

Уроженец Ферентино, он происходил из семьи землевладельцев и долгие месяцы гнил вместе со своим отрядом в лагере на сиртском берегу, в горячечном бреду малярии, утоляя жажду прокисшим вином и тщетно грезя Александрией с ее наслаждениями, когда наместник провинции внезапно призвал его в Кирену и поручил пересечь пустыню вместе с тридцатью легионерами, греческим географом, этрусским предсказателем и двумя мавританскими проводниками.

Путешественник, несколькими годами раньше совершивший экспедицию вниз по течению Нила вместе с Корнелием Галлом, сообщил Цезарю, что, по словам торговцев слоновой костью, на границе огромного песчаного моря существует государство, которым правят черные царицы, потомки и наследницы тех, что когда-то воздвигли пирамиды Мероэ, уже многие века пустующие и полые, словно зубы старика.

Приказано было добраться до тех далеких земель, установить с верховной царицей торговые отношения и по возможности подготовить договор о союзничестве. Поначалу Фульвию Макру согрело душу то обстоятельство, что наместник вспомнил о нем и поручил эту экспедицию, но радость быстро улетучилась, когда ему показали на карте маршрут, который он должен пройти, — страшную дорогу, пересекавшую пустыню в центральной части, самой иссушенной и безлюдной. Однако то был единственно возможный путь, иных не существовало.

Рядом с центурионом ехали верхом мавританские проводники, неутомимые всадники, с кожей темной и сухой, словно рогожа. Позади следовал предсказатель Авл Випин, этруск из Тарквинии. Про него говорили, что он долгое время жил в Риме во дворце Цезаря, но потом император удалил его от себя, недовольный его пророчествами. Рассказывали, что, отсылая Випина, Цезарь цитировал слова Гомера из «Илиады»:

Быть может, весь поход и был задуман исключительно ради того, чтобы зловещий прорицатель навсегда сгинул в море песка. По крайней мере, такие слухи ходили среди воинов, которые ехали позади, покачивая головами под палящим солнцем.

Випин и это предсказал: хотя они и двинулись в поход в начале зимы, зной будет все сильнее, словно в разгар лета.

Теперь они ехали по совсем уж пустынной местности с камнями, черными, словно угли; куда бы ни падал взгляд, повсюду виднелась лишь бесконечная выжженная земля, над которой дрожал очередной мираж.

Мавританские проводники обещали, что на исходе этого утомительного дня можно будет сделать привал у колодца, но прежде чем настала пора разбить лагерь, им пришлось остановиться по иной причине.

Прорицатель внезапно натянул поводья своей лошади, съехал с дороги и, спрыгнув на землю, подошел к скале. На выступе камня он увидел высеченную фигуру скорпиона. Випин протянул руку, чтобы прикоснуться к единственному творению человеческих рук в этой бесконечной пустыне, и в этот момент ему послышался плач. Он обернулся к людям, застывшим в неподвижности и молча глядевшим на него, затем осмотрелся — кругом была одна пустота, и у него прервалось дыхание, а по спине пробежала дрожь.

Он снова протянул руку, чтобы потрогать фигуру, и снова услышал плач, горький, безутешный, перешедший в хрип. Совершенно четкий звук, который ни с чем не спутать. Он обернулся и прямо перед собой увидел растерянного центуриона.

— Ты тоже слышал?

— Что?

— Плач… Этот звук… выражение безграничной боли.

Центурион взглянул на своих людей, ожидавших его на дороге: те спокойно переговаривались и пили из своих походных фляг. Только мавританские проводники беспокойно озирались, словно предчувствуя нависшую над ними угрозу.

Центурион покачал головой:

— Я ничего не слышал.

— А животные слышали, — сказал прорицатель. — Взгляни на них.

Лошади и впрямь проявляли странное беспокойство: рыли копытами землю, фыркали и грызли удила, позвякивая фаларами. Верблюды тоже крутили головами, капая на землю зеленоватой слюной и оглашая пространство отвратительными криками.

В глазах Авла Випина мелькнул ужас.

— Нужно возвращаться. В этом месте обитает демон.

Центурион расправил плечи.

— Цезарь отдал мне приказ, Випин, и я не могу ослушаться. Осталось уже немного, я уверен. Всего пять или шесть дней пути — и мы доберемся до земли черных цариц, земли сказочных сокровищ и огромных богатств. Я должен передать послание и обсудить с ними условия договора, а потом мы вернемся. Нас встретят с великими почестями. — Он помолчал. — Мы изнурены усталостью, нас мучит жара, этот засушливый климат — испытание и для животных тоже. Идем, продолжим наш путь.

Прорицатель стряхнул песок со своего белого плаща и снова сел на лошадь, но в его глазах таилась черная тень — тревожное предчувствие.

Они медленно ехали еще несколько часов. Географ-грек то и дело слезал со своего верблюда, втыкал в землю шест и измерял длину тени, наблюдал за положением солнца через диоптр, а потом делал пометки на листе папируса и географической карте.

Солнце зашло за унылый горизонт, и небо сразу начало темнеть. Воины собирались разбить лагерь и приготовить ужин, как вдруг поднялся ветер и в сумраке над пустыней блеснул далекий свет. Одно-единственное яркое пятно на всем пространстве, различимом взглядом.

Его заметил один из воинов и немедленно показал центуриону. Макр, внимательно изучив этот дрожащий огонь, похожий на звезду в глубине Вселенной, сделал знак проводникам и сказал прорицателю:

— Ступай и ты с нами, Випин, — вероятно, это огонь костра, и мы сумеем получить нужные сведения. Ты сам убедишься, что цель близка и твои страхи необоснованны.