Валерио Манфреди - Александр Македонский. Пределы мира

Он замолк, ожидая овации, но по рядам пробежал невнятный ропот; потом вперед вышел один пожилой командир и сказал:

— Почему ты больше не хочешь вести нас за собой, государь?

— Как твое имя?

— Меня зовут Антенор.

— Ты не хочешь снова увидеться со своей семьей?

— Хочу.

— Не хочешь снова увидеть свой дом и прожить там остаток дней, выпивая и закусывая, окруженный заботой?

— Еще бы!

— Тогда уходите! Будьте довольны своей участью и оставьте трудности молодым, которые займут ваше место. Вы свою часть выполнили.

Солдат не двинулся.

— Что еще?

— Я думаю, что первый такой день будет очень хорош: я снова увижу жену, моих ребят, кое-кого из друзей, мой дом. Куплю новую одежду и вдоволь еды. Но меня пугает следующий день, государь. Понимаешь?

— Я понимаю тебя. Следующий день пугает всех. И меня тоже. Потому я и не могу остановиться… никогда. Я должен бежать, чтобы догнать его и перегнать.

Ветеран кивнул, хотя ничего не понял, и сказал:

— Ты прав, государь. Ты молод, а мы стары. Нам пора возвращаться по домам. Но хотя бы…

— Что?

— Я могу обнять тебя от имени всех товарищей?

Александр прижал его к себе, как старого друга, и только тогда разразилась овация, поскольку все ветераны, от первого до последнего, в этот момент ощутили себя так, будто царь взволнованно обнимает их всех, и из глаз хлынули слезы.

Этой ночью Каллисфен написал длинное письмо своему дяде Аристотелю и вручил его одному из отбывающих ветеранов, жившему неподалеку от Стагиры. В качестве оплаты он дал ему золотой статир — первый из тех, что Филипп отчеканил с профилем Александра. Ветераны отбыли на рассвете, их проводили с почестями, салютуя оружием, под громкие звуки трубы. Они ушли на запад вдоль линии гор, в направлении на Задракарту.

Еще не затихло эхо барабанов, четко отбивавших их шаг, как Диад поспешно приступил к наведению понтонного моста, и вскоре началась переправа: сначала гетайры, ведя за собой коней, а потом пехота.

Весь контингент был на другой стороне вскоре после полудня, после чего инженеры до поздней ночи принимали меры, чтобы вытащить материалы на северный берег реки. Пока солдаты ставили шатры, Оксатр со своими всадниками сделал широкий разведывательный круг, после чего вернулся к Александру и доложил, что нашел множество конских следов, видимо оставленных войском узурпатора Бесса.

Царь тут же собрал на совет товарищей, Клита Черного и некоторых командиров, особенно отличившихся в последних операциях. Пришел и Оксатр с несколькими персидскими командирами конницы, что вызвало ледяную реакцию со стороны Клита и его товарищей.

— Наши друзья персы доказали, что им нет цены, когда прочитали следы нашего врага, — начал царь. — Теперь мы выяснили, куда направился Бесс, и знаем, как действовать. Нужно поскорее поймать его, а не то мы не поймаем его никогда. Птолемей возьмет под свое командование «Острие», один отряд гетайров, два отряда легковооруженных штурмовиков и пустится в погоню со всей возможной и невозможной скоростью. Вместе с вами отправится и Оксатр со своими воинами.

Птолемей сделал легкий нетерпеливый жест, что не ускользнуло от Александра.

— Ты имеешь что-то против, Птолемей?

— Ничего, — поспешно ответил тот.

— Тогда решено. Отправляйтесь сейчас же. Ваши проводники умеют передвигаться в темноте.

Птолемей надел шлем и вышел; за ним последовали другие участники совета. Остался лишь Черный.

— Стоит ли посылать с Птолемеем этих варваров? — спросил он. — Разве мы всегда не справлялись сами? Александр вперил в него твердый взгляд:

— Стоит, и по двум причинам, Черный. Во-первых, им знакомы эти места, как никому другому, а во-вторых, скоро они вольются в наше войско как регулярные части наравне с нашей конницей и пехотой.

Клит дернул головой, словно проглотил что-то горькое.

— Ты совершаешь страшную ошибку, Александр.

— Почему?

— Потому что рано или поздно тебе придется выбирать… Мы или они.

Он расстался с царем, не попрощавшись. Вскоре трубачи Птолемея протрубили сбор.

Оксатр проявил себя незаменимым. В скифских штанах из дубленой кожи и кожаном камзоле, обшитом железными пластинами, с луком через плечо, колчаном на боку и длинной гирканской саблей он ехал на маленькой мохнатой, но невероятно выносливой степной лошадке.

Молодой перс велел всем взять факелы, потом зажег свой и красноречиво посмотрел в лицо Птолемею, словно хотел сказать: «Посмотрим, так ли ты крепок, как кажешься». Он пустился галопом, держа факел высоко над головой, чтобы освещать след и чтобы его видели остальные. По мере того как они продвигались вперед, следы становились все свежее и отчетливее — признак того, что враг все ближе.

Птолемей заметил, что азиаты ни на миг не останавливаются и даже мочатся прямо с коня. Когда же он, наконец, дал приказ сделать остановку, чтобы дать отдых коням и чтобы люди могли поспать, Оксатр покачал головой, выражая свое несогласие, а потом немного вздремнул, прислонившись к шее своего коня. Гирканские и бактрийские всадники последовали его примеру. Другие едва легли на землю, постелив плащи, как перс уже снова выпрямился и ухватился за поводья со словами:

— Уже поздно. Бесс не будет нас дожидаться.

И, запалив второй факел от дымящегося остатка первого, пустился в галоп. За ним поскакали его воины.

Лишь незадолго до рассвета Оксатр остановился. Соскочив на землю, он собрал немного конского навоза и показал Птолемею:

— Свежий. Завтра мы настигнем их.

— Если не сдохнем до того, — ответил один из командиров «Острия».

Птолемей, не желая показывать слабину, крикнул:

— По коням, воины! Покажите, кто вы есть! Гордость и самолюбие пробудили в уставших всадниках остатки сил, но Птолемей заметил у некоторых кровоточащие ссадины в области бедер.

— Поняли, почему они носят штаны? А теперь вперед, поскакали!

Вскоре взошло солнце, и его яркий свет до бесконечности удлинил их тени на пустынной степной равнине; потом расцветил эти с виду безжизненные места и в час тишины и безмолвия придал степи почти приветливый вид. Здесь виднелись маленькие желтые цветочки диких маргариток, клочки пурпурного чертополоха, там и сям появлялся серебристый кустарник, отсвечивавший золотом на охре песчаной почвы. Однажды встретился караван громадных мохнатых верблюдов с двумя горбами, так называемых бактрианов, которые наполнили воздух странным жалобным ревом.

— Они идут в Смирну, — со смехом пояснил Оксатр. — Хотите с ними?

Птолемей покачал головой и приказал взять вправо. Глаза жгло от усталости, по всему телу пузырями вздулись мозоли, но он бы скорее дал себя убить, чем попросил об отдыхе. Однако несколько его воинов попросту рухнули на землю от усталости. Их бросили, предполагая забрать на обратном пути.