Сергей Нуртазин - Русский легион Царьграда

Поскучнело небо, все чаще стало плакать слезами по ушедшему лету. Птицы с прощальными песнями улетали на юг. Мечеслав, провожая их взглядом, думал о том, что летят они в далекую чужую сторонушку, где томится его сестренка, и о том, что если б был он птицей, то взмахнул крылами, взмыл в небо и полетел искать Красаву, и вызволил бы ее из тяжкой неволи.

Подошел Орм, ведя за собой в поводу статного буланого коня. Сказал:

– Тебе привел. Бери. Твой!

– Неужто сам князь мне пожаловал? – спросил удивленно и радостно Мечеслав.

– Ха, тот князь пред тобой стоит! – ответил, улыбаясь, Орм. – Пришел в Киев с севера, через Новгород, купец, Рулавом кличут. Как-то вызволил я его из беды, так вот он все искал меня, чтобы вознаградить за то, что жив остался, даже в дому моем, на родине, побывал, вести мне привез, все мои живы и здоровы, никто из Свейнсонов, слава Одину, их не трогает. Но о Руне и у них вестей нет, как сгинула… Нашел меня этот упрямец здесь, в Киеве, и молвил: «Какую возжелаешь награду, проси!» Я, о тебе вспомнив, коня у купчины затребовал. Так что ты, почитай, уже княжой дружинник, а сбруя – это тебе от Добрыни дар. Увидел он меня у своего терема с конем новым, хвалить его стал, а как узнал, что я тебе коня веду, велел холопу сбрую принести и дарит ее тебе на добрую память!

– Погоди, Ормушко, а не тот ли это Добрыня? – спросил взволнованно Мечеслав.

– Он, Мечеслав, он, князя Владимира вой, воевода и соратник верный, тот самый, что с Волчьим Хвостом за тебя слово на пиру перед князем замолвил, – ответил Орм.

– Орм, ты мне – не названый, ты мне – родной! – Мечеслав обнял варяга.

– Ну, будет, будет… – сказал Орм, похлопывая Мечеслава по спине и, отстранившись, кивнул на коня: – Как коня наречешь? Не конь, сокол!

– А Соколком и буду кликать, – решил Мечеслав, недолго думая.

– Добро. И вот еще что… Как у тебя с ребрами? Помнится, были подсечены!

– Забыл о них. Каждый день с гридями на княжом дворе мечом и копьем упражняюсь.

– Добро. Но то – забава… Чтобы дружинником стать, надо испытание пройти. А на испытаниях шутить с тобой не станут, там можно и живот положить, примеры бывали… Сначала научись владеть боевым конем, и лучше Сахамана тебя никто тому не наставит. Отыщешь его, молви, что от меня. Ну, а как вершником добрым станешь, тогда и мой черед придет в науку тебя брать.

Мечеслав нашел Сахамана сидящим в одиночестве на берегу Днепра и поющим заунывную песню на неизвестном языке. От его песни на душе стало грустно и тоскливо, и почему-то казалось, что нет конца этой песне, что она, как вечность, неизвестно где начинается и неизвестно когда и где заканчивается. И было в ней что-то от далеких предков, прародителей всех народов.

Мечеслав подошел, сел и стал молча смотреть на воду, отблескивающую под скупыми лучами осеннего солнца.

– Ты кто? – прервав песню, спросил Сахаман.

– Мечеславом меня кличут.

– А, отрок княжий, ты от Орма? – как бы подтверждая, сказал Сахаман и повернулся к Мечеславу. Мечеслав увидел его лицо. На вид Сахаман был лет на семь-восемь старше Мечеслава. У него были темные прямые волосы, доходившие до плеч. Густые брови, почти сходившиеся у переносицы, разделялись едва заметной морщинкой. Небольшой, чуть с горбинкой, нос делал его похожим на сокола, а слегка припухлые губы, обрамленные тонкими, спускающимися к подбородку усами, придавали мягкость обветренному смуглому лицу.

– Желаешь на коне обучаться? Запомни, конь тебе и друг и брат, конь и ты – едины. Молвят, были в давние времена полулюди-полукони, таким и ты должен стать. А если дошло до тебя слово мое, то завтра и почнем, – сказал Сахаман, затем встал и пошел в сторону Подола.

Вот так и началась дружба Мечеслава с Сахаманом. Он ежедневно обучал Мечеслава премудростям конной езды, объяснял, как лечить, кормить, беречь и холить коня, раскрывал секреты свои в общении с ним. Мечеслав с восхищением смотрел на чудеса, которые вытворял Сахаман. Он скакал, стоя на коне, спрыгивал и запрыгивал на скаку, повисал с боку и под брюхом, стрелял из лука, заставлял коня по команде ложиться и вставать. Всему этому он и обучал Мечеслава. Мечеслав же учился и с каждым днем все больше чувствовал, как подаренный Ормом конь привыкает и становится ему другом.

Иногда Сахаман и Мечеслав бешено скакали, обгоняя друг друга, и тогда Мечеславу казалось, что он летит вместе с вольным ветром все быстрее и быстрее, и ему хотелось скакать еще и еще. После скачки они, счастливые и смеющиеся, спрыгивали со взмыленных и разгоряченных коней, обтирали их сухой пожелтевшей травой, садились плечом к плечу и подолгу разговаривали друг с другом. Мечеслав рассказывал Сахаману о жизни в лесах, о людях, там живущих, о себе, о своей судьбе и своих бедах. Сахаман больше слушал и молчал, задумчиво глядя куда-то вдаль. Однажды Мечеслав спросил его:

– Там, где ты родился, все вершники такие добрые?

Сахаман грустно посмотрел на Мечеслава и начал свой рассказ, иногда сбиваясь и коверкая русские слова:

– Родом я из небольшого города, что стоит на земле Хазарской, там, где течет великая река Итиль, впадающая в море Гурканское, которое ваши купцы Хвалисским называют. По той реке мимо города Хазар-Итиль, где со времен Булана – основателя Хазарии – жили великие каганы, корабли купеческие ходят и дань платят. Места эти и сладки, и горьки. Сладки потому, что красивы и богаты. В реках там во множестве всяких рыб, и по их спинам можно перейти на другой берег. Птиц же столько, что когда пугаются они и взлетают в небо, то заслоняют крылами солнце. Немало и зверя разного. Если закрыть глаза и выпустить стрелу из лука, обязательно попадешь в вепря, волка, зайца, сайгу или лисицу. Летом вода в реках теплая, как парное молоко кобылицы, а ближе к осени зацветают на ней цветы красоты невиданной, говорят, и не цветы это вовсе, а звезды, упавшие с неба. А какие там сады! Арбузы, дыни, виноград. И какие степи! Они простираются так далеко, что и за год не объехать. На пастбищах пасется множество коз, овец, несметные табуны лошадей, от их бега содрогается земля. Еще есть большие лошади с двумя горбами на спине, они долго могут идти с поклажей без питья и еды. Скота у нас столько, что всех живущих в землях ваших прокормить можно.

– Земля наша тоже обильна, множество у нас в реках рыбы, а в лесах – зверья, мы и сами себя прокормим, – промолвил Мечеслав, прерывая Сахамана.

– И то верно, но я о своей родине речь веду, – сказал Сахаман. – Есть у нас поющая гора, стоящая среди бескрайней степи, и озера, полные соли.