Вальтер Скотт - Певерил Пик

Покинув пышный дворец герцога Бакингема, Кристиан, исполненный тайных и вероломных замыслов, поспешил в город, где направился в небольшую гостиницу, которую содержал один из его единомышленников и куда его неожиданно позвали для свидания с Ралфом Бриджнортом из Моултрэсси-Холла. Он пошел не зря: майор действительно приехал этим утром и с нетерпением ожидал его. Беспокойство придало ещё больше мрачности и без того угрюмому лицу Бриджнорта, и даже когда Кристиан уверил его, что Алиса здорова и весела, искусно вставив похвалы её уму и красоте, всегда приятные слуху отца, лицо майора ничуть не оживилось.

Но Кристиан был слишком хитер, чтобы рассыпаться в похвалах девушке, какое бы благоприятное действие это ни оказывало на её отца. Он сказал ровно столько, сколько должен был сказать любящий родственник.

— Почтенная женщина, которой я вверил Алису, — добавил он, — в восторге от наружности и обхождения моей племянницы; она ручается за её здоровье и благополучие. И, мне кажется, я ничем не заслужил твоего недоверия, — ибо что другое могло заставить тебя примчаться сюда сломя голову, вопреки нашему решению? Надеюсь, ты не считаешь своё присутствие здесь необходимым для её безопасности?

— Брат мой Кристиан, — ответил Бриджнорт, — мне нужно видеть мою дочь и ту женщину, которой она вверена.

— Зачем? — спросил Кристиан. — Не сказано ли было тобою, и не раз, что излишнюю привязанность, которую ты испытываешь к дочери, ты считаешь камнем для души своей? Разве не был ты готов, и не раз, отказаться от великих замыслов, цель которых — заставить короля прислушаться к голосу справедливости, ради того только, чтобы удовлетворить ребяческую склонность твоей дочери к сыну старинного твоего гонителя, Джулиану Певерилу?

— Признаюсь, — ответил Бриджнорт, — я давно уж отдал бы всё на свете, чтобы назвать сыном и прижать к своей груди этого молодого человека. Ум его матери блестит в глазах его, а горделивая поступь напоминает мне его отца, когда он ежедневно утешал меня в моих горестях словами: «Дочь твоя жива».

— Но в каком направлении двигаться, этот молодой человек решает для себя сам, — заметил Кристиан, — и по ошибке принимает блуждающий болотный огонек за Полярную звезду. Ралф Бриджнорт, я буду говорить с тобой откровенно, как друг. Нельзя в одно и то же время служить добру и Ваалу. Повинуйся, если хочешь, своему родительскому чувству: призови Джулиана Певерила и выдай за него свою дочь. Но подумай, как примет её гордый старый рыцарь, столь же надменный, столь же неукротимый в цепях, как и в те дни, когда святой меч торжествовал при Вустере. Он с презрением оттолкнет распростертую у ног его твою дочь.

— Кристиан, — прервал его майор, — ты терзаешь моё сердце; но я знаю, брат, ты это делаешь из любви ко мне, и прощаю тебя. Не бывать тому, чтобы Алису оттолкнули с презрением. Но эта твоя приятельница… Эта женщина… Моя дочь — твоя племянница; после меня ты должен больше всех любить её и заботиться о ней… И всё же ты не отец… Тебе чужды родительские опасения. Уверен ли ты в репутации той женщины, которой вручил дочь мою?

— Как в своей собственной, как в том, что имя моё — Кристиан, а твоё — Бриджнорт. Ужели ты думаешь, что я мог бы выказать беспечность в таком деле? Я живу здесь уже много лет и коротко знаю весь двор. Меня обмануть нельзя, а что я стал бы обманывать тебя — этого, я надеюсь, ты не предполагаешь.

— Ты мой брат, — сказал Бриджнорт. — В тебе течет кровь праведницы, покойной матери Алисы, и я решаюсь довериться тебе в этом деле.

— Ты поступаешь правильно, — подтвердил Кристиан. — И кто знает, какую награду готовит тебе небо? Смотря на Алису, я предчувствую, что существо, столь превосходящее обыкновенных женщин, имеет в сем мире высокое назначение. Отважная Юдифь своим мужеством освободила Ветулию; а красота Эсфири была спасением её народа в стране их плена, ибо она склонила Артаксеркса к милости.

— Да свершится над нею воля божия! — воскликнул Бриджнорт. — Скажи мне теперь, как идет наше великое дело?

— Народ утомлен несправедливостью двора, — ответил Кристиан, — и если король хочет царствовать и далее, то должен призвать к себе в советники людей совсем другого рода. Тревога, возбужденная адскими происками папистов, всколыхнула души людей и открыла им глаза на грозящую опасность. Да и сам Карл — ибо он отречется и от брата и от жены ради собственного спасения — не против резких перемен; и хотя двор не может сразу, как по мановению волшебного жезла, очиститься от скверны, тем не менее там найдется достаточно хорошего, чтобы сдерживать дурное; достаточно людей трезвых, которые и вынудят монарха провозгласить всеобщую терпимость, о коей мы так долго вздыхаем, словно невеста о своём возлюбленном. Время и благоприятные обстоятельства помогут нам постепенно произвести более решительную Реформацию, и то, что нашим друзьям не удалось поставить на прочную основу даже тогда, когда в их руках было победоносное оружие, будет совершено без единого удара меча.

— Да ниспошлет нам бог сию благодать, — сказал Бриджнорт, — ибо я почитаю за смертный грех подать повод к междоусобной войне и все надежды возлагаю на перемены мирные и законные.

— Разумеется, — продолжал Кристиан, — эти перемены повлекут за собою строгое и давно заслуженное наказание врагов наших. Сколько уже времени кровь брата нашего взывает к отмщению! Жестокая француженка увидит наконец, что ни давность преступления, ни поддержка могущественных друзей, ни имя Стэнли, ни власть над островом Мэн не могут остановить шаг сурового мстителя. Имя её будет вычеркнуто из списка знати, а владения достанутся другому.

— Брат Кристиан, — возразил майор, — не с излишним ли ожесточением преследуешь ты врагов своих? Ты христианин и должен прощать им.

Прощать врагам моим, но не врагам божьим, не тем, кто пролил кровь праведников! — вскричал Кристиан, и глаза его загорелись неистовой злобой — единственным чувством, когда-либо одушевлявшим холодные черты его лица. — Нет, Бриджнорт, — продолжал он, — эту месть я считаю праведным делом, искуплением грехов моих. Я подвергался презрению гордецов, унижался, прислуживая им, но в душе моей всегда жила благородная мысль: всё это я терплю ради мести за смерть брата!

— И однако, брат мой, — сказал Бриджнорт, — хоть я и принимаю участие в осуществлении твоих намерений, хоть и помогаю тебе против этой моавитянки, всё же я не перестаю думать, что мщение твоё больше согласно с законом Моисеевым, нежели с евангельским учением о любви к ближнему.