Вальтер Скотт - Певерил Пик

— Итак, если вам угодно, мистер Топэм, — сказал Бриджнорт, — мы устроим дело следующим образом: завтра утром вы отправитесь в Лондон, забрав с собою сэра Джефри и леди Певерил, а чтоб они могли путешествовать прилично их званию, вы позволите им ехать в их собственной карете под надёжною охраной.

— Я поеду с ними сам, — сказал Топэм. — Дербиширские дороги очень дурны для верховой езды, и к тому же у меня устали глаза от этих унылых холмов. В карете я смогу спать так же крепко, как если бы я был в палате общин, когда мистер Бозербрейнз произносит свои речи.

— Вам полезно будет отдохнуть, мистер Топэм, — отвечал Бриджнорт. — Что же до этого молодого человека, то я сам о нём позабочусь и привезу его с собой.

— Надеюсь, мне не придется за это отвечать, почтенный мистер Бриджнорт. Ведь предписание палаты распространяется и на него, — сказал Топэм.

— Почему? Он задержан всего лишь за нападение с целью отбить арестованного, и я советую вам не связываться с ним, если у вас нет охраны посильнее, — сказал Бриджнорт. — Сэр Джефри теперь стар и немощен, тогда как этот юноша в расцвете сил, и на его стороне вся буйная молодёжь этой округи. Когда вы поедете через графство, здешние кавалеры наверняка попробуют его освободить.

Топэм смотрел на Джулиана, как паук смотрит на осу, случайно попавшую в его тенета, — он хочет её схватить, но не смеет.

Джулиан ответил на это сам:

— Не знаю, для чего вы нас разлучаете, мистер Бриджнорт, но я желал бы разделить участь своих родителей и даю вам честное слово, что, если вы оставите меня с ними, я не стану замышлять ни своего бегства, ни их освобождения.

— Не говори этого, Джулиан, — возразила леди Певерил, — оставайся с мистером Бриджнортом; сердце подсказывает мне, что он не желает нам столько зла, как можно заключить из его грубого поведения.

— А я говорю, что между дверьми моего отчего дома и вратами ада нет на земле другого такого злодея! — сказал сэр Джефри. — И я для того только хочу освободить себе руки, чтоб снести с плеч эту седую голову, которая одна замыслила зла больше, чем весь Долгий парламент.

— Молчи! — вскричал ревностный чиновник. — Твой грязный язык недостоин произносить слово «парламент». Джентльмены, — добавил он, обращаясь к Эверетту и Дейнджерфилду, — вы должны это засвидетельствовать.

— Засвидетельствовать, что он поносил палату общин? Черт побери, я готов! — сказал Дейнджерфилд. — Будь я проклят, если это не так.

— Разумеется, — согласился Эверетт. — Когда он говорил о парламенте, он оскорбил также и палату лордов.

— Вы, жалкие негодяи, которые живут ложью и питаются клятвопреступлением, неужто вы станете перетолковывать в худшую сторону мои невинные слова, едва они успели слететь с моих уст? — сказал сэр Джефри. — Так знайте же, что государство уже устало от вас, и если англичане когда-нибудь образумятся, то тюрьма, цепи, позорный столб и виселица будут достойной наградой для таких подлых кровопийц. А теперь, мистер Бриджнорт, вы со своей братией можете делать всё, что вам угодно; я не скажу более ни слова, пока буду в обществе подобных мошенников.

— Быть может, сэр Джефри, вам следовало бы пораньше принять это спасительное решение, — отвечал Бриджнорт. — Язык человеческий мал, но он навлекает большие беды. А вы, мистер Джулиан, потрудитесь идти за мною без споров и сопротивления; вы сами знаете, что у меня есть средства вас принудить.

Джулиан слишком ясно видел, что ему остается только повиноваться превосходящей силе; однако, прежде чем выйти из комнаты, он опустился на колени перед отцом; и старик со слезами на глазах напутствовал его в следующих энергических выражениях:

— Да благословит тебя бог, сын мой, и да поможет тебе пребывать верным церкви и королю, с какой бы стороны ни подул ветер!

У матери едва достало сил положить руку на голову Джулиана и тихим голосом взмолиться, чтобы он не прибегал к дерзким средствам для их освобождения.

— Мы невинны, сын мой, мы невинны, и потому господь нас не оставит. Да послужит нам эта мысль утешением и защитой.

Бриджнорт дал знак Джулиану следовать за ним, и тот повиновался; его сопровождали — или, вернее, вели — два стража, которые ещё раньше его обезоружили. Когда они вышли в прихожую, Бриджнорт спросил Джулиана, может ли он дать слово, что но станет предпринимать попыток к бегству.

— В этом случае, — сказал майор, — я отпущу стражу, ибо мне довольно будет вашего обещания.

Благосклонное обращение человека, на чью жизнь он недавно покушался, внушило Джулиану какую-то надежду, и он тотчас отвечал, что даёт слово в продолжение суток не делать попыток бежать или освободиться силой.

— Разумные слова, — сказал Бриджнорт, — ибо никакими усилиями, никаким пролитием крови вы не поможете своим родителям. Лошадей! Лошадей сюда, во двор!

Вскоре послышался конский топот, и по знаку Бриджнорта верный своему слову Джулиан сел в седло и приготовился покинуть дом своих предков, оставить родителей своих пленниками и ехать неведомо куда по приказу старинного врага своего семейства. Он не без удивления заметил, что они с Бриджнортом едут только вдвоем.

Когда они сели на лошадей и медленно двинулись к воротам замка, Бриджнорт сказал:

— Не всякий отважится путешествовать ночью с глазу на глаз с тем отчаянным юношей, который только что хотел лишить его жизни.

— Мистер Бриджнорт, — отвечал Джулиан, — скажу вам по чести, что я не знал, на кого направляю свой пистолет; но должен также добавить, что, если б даже я узнал вас, дело, за которое я заступался, едва ли позволило бы мне вас пощадить. Теперь я знаю, кто вы; я не питаю к вам зла и не должен защищать свободу своего отца. К тому же вы взяли с меня слово, а когда же Певерилы ему изменяли?

— Да, — отвечал его спутник. — Певерил… Певерил Пик! Имя, которое долго гремело в стране нашей, подобно боевой трубе, но теперь, быть может, звуки его раздаются в последний раз. Обернитесь, молодой человек, и посмотрите на мрачные башни дома отцов ваших, которые гордо высятся на гребне холма, подобно тому как их владельцы некогда возносились над сынами своего народа. Подумайте о том, что отец ваш — пленник, что вы сами — нечто вроде беглеца, что звезда ваша угасла, слава померкла, владения разорены. Подумайте о том, что провидение предало весь род Певерилов во власть человеку, которого они в аристократической гордыне своей презирали как выскочку-плебея. Размыслите обо всём и, когда вы снова станете похваляться своею родословной, помните, что господь, который возвышает смиренного, может также унизить гордого.

Со стесненным сердцем взглянул Джулиан на едва различимые башни родительского замка, облитые лунным светом и окутанные длинными тенями деревьев. Однако, хотя он с горестью признавал истину слов Бриджнорта, неуместное торжество последнего невольно его возмутило.