Роман Романов - Заповедь субботы. Новый подход к происхождению человека

Опять же, по тем самым искаженным историческим свидетельствам, в древности люди непос­редственно общались с богами или Богом. Не будем спешить верить в эти слова буквально, но не бу­дем и отвергать их, поскольку таких свидетельств много. Лучше попытаемся понять это дет­с­кое со­с­тояние психики раннеисторического человека. У такого чело­ве­ка сложное «коллективное бессоз­на­те­льное» уже есть, а вот отвлеченных от внешней конкретики слов и выражений, то есть сознательного отношения ко всем феноменам жизни, включая психи­че­ские, не хватает. Поэтому образы «коллек­тив­ного бессознательного» проецируются на внешние предметы – животные то­темы, каменных идолов, на явления природы и небесные светила. То есть, на самом деле, че­ловек беседовал с образами своего «коллективного бессоз­на­тель­ного», но обращался при этом к бо­жественной Кошке, или к не менее обожествляемой Луне. Факт общения Авеля и Каина с Богом затем передавался из поколения в по­коление, но при этом как-то потерялась такая мелкая подробность, что воплощением божества при этом была обычная кошка, жившая и ловившая мышей у земледельца Каина, но вдруг призревшая мясное угощение скотовода Авеля.

На более высокой стадии развития, а именно после библейского «потопа», начиная с праотца Ноя, Бог почему-то перестал общаться с человеком напрямую. Возможно потому, что коллективный опыт преодоления кризисов, накопленный человечеством, стал слишком сложен и уже не мог уме­с­титься в диалоги с кошками, идолами и даже со звездами. Теперь для про­никновения в «коллек­тивное бессознательное» понадобились особые люди – пророки, ко­торым дается Откровение. Такое боже­ст­венное Откровение становится достоянием рода, племени, прев­ра­щающим его в народ, пусть и ма­лый, но возвышаемый своим божественным знанием над соседями. Способность к прочтению образов «коллективного бессознательного» зависит от сте­пени тренировки соот­вет­ству­ющей интуитивной функции, от навыков отвлечения духовной энергии от экстравертных связей. Потому-то пророки ухо­дят в пустыню или на гору, удаляясь надолго от суетной повседневной жизни народа, которому они принесут новое Откровение.

Из таких библейских пророков нас, разумеется, должен особо заинтересовать Моисей, при­нес­ший своему народу Откровение Ветхого Завета, в том числе и описание, реконструкцию Начала Вре­мен и Сотворения Человека. Опять же будем утверждать это с большой осторожностью, как кос­вен­ное свидетельство, которое может нам пригодиться. Но только, если помнить, что Моисей не мог уз­реть в «коллективном бессознательном» никаких внешних, тем более космогонических процессов. А мог увидеть лишь первичные архетипы, связанные с рождением сложной структуры «коллективного бессознательного» человечества. То есть, можно предположить, что первые слова Библии « В начале сотворения земного и небесного …» относятся именно к началу сотворения параллельного, вир­ту­аль­ного пространства «божественного мира», то есть к моменту того самого Странного Происшествия.

Причем первым событием было как раз «неполное разделение» мира на светлую и темную сто­роны, а непосредственной причиной этого стало первое Слово, означавшее «свет». Затем уже, на сле­дующих этапах творения, произошло разделение вод и неба, земли и воды. Потом виртуальный, бо­жественный мир «коллективного бессознательного» стал заселяться растениями и животными. И лишь на шестой день среди божественных сущностей появился человек в виде муж­чины и женщины. Но опять же, пока никаких гарантий, что это косвенное свидетельство нам при­годится, хотя в ряду других косвенных доказательств может оказаться неплохим подспорьем.

Заметим также, что разные цивилизации и народы по-разному создавали себе богов. Например, европейская циви­лизация с ее доминирующей мыслительной функцией является прямой наследницей античной, а та, в свою очередь, происходит от минойской (крито-микенской) культуры. Логично пре­дположить, что в этой древнейшей мифологии и культуре мы найдем какой-нибудь обоже­ств­ляе­мый инст­ру­мент. И в самом деле, согласно археологическим источникам, на древнем Крите и в Микенах слово «зевс» относилось сразу к нескольким божественным предметам или сущ­ностям. Задолго до того, как стало именем антропоморфного бога.

Во-первых, минойский «зевс» – это животворящая, оплодотворяющая сила, то есть «божест­венный фаллос», порождающий все живое. Во-вторых, «зевс» также еще и инструмент – обоюдо­острый топорик «лабрис». В-третьих, божественным словом «зевс» именуется также пси­хи­ческий феномен – сардонический смех. Кроме этой «абстрактной» триады, тем же словом именуются три териоморфных боже­ст­ва – бык, змея и птица. При этом сравнение с библейскими Днями, этапами творения божественных сущностей позволяет предположить, что териоморфные бо­жества поя­вля­ются позже «абстрактных», как их дополнительное воплощение. Во всяком случае, трудно пред­ста­вить себе быка как участника внезапного кризиса и раскола в стае высших приматов. Но как по­зд­нейшее воплощение, проекцию архетипа «оплодотворяющей силы» в главный тотем минойской ку­льтуры – очень даже можно себе представить.

Еще одно любопытное свидетельство античных историков о древнейших вре­менах – это ле­ге­н­да об амазонках. Из семи чудес света, как минимум, два – Мавзолей в Гали­кар­нассе и храм Артемиды в Эфесе имеют отношение к так называемому «царству амазонок», по античной леге­нде обитавших на островах и восточном побережье Эгейского моря. В гомеровской «Одиссее» тоже описано посещение главным героем островов, где царствуют женщины, несущие опасность море­пла­вателям. Сирены, ру­салки, нереиды, нимфы – все это женские персонажи, живу­щие на островах, а то и просто в глубине вод или на болоте, как наша Царевна-лягушка. Водоплавающие девицы слишком часто встречаются в древних мифах, легендах и сказках, чтобы не обратить внимания на эту подробность в контексте на­шего расследования.

Среди дикарей Новой Гвинеи, сохранившихся на первобытном уровне раз­ви­тия, также бы­ли обнаружены племена амазонок. То есть, похоже, это разделение на обычные и «чисто женские» пле­мена имеет общие глубокие доисторические корни. И также немаловажная де­таль, об­наруженная ант­ропологами и этнографами, – даже в самом примитивном и диком племени всегда есть сексуальные «табу», то есть строгие ограничения реализации сексуальных вле­чений, ко­торые собственно и фо­рмируют социальную структуру первобытной общины. Хотя казалось бы, вот уж где свобода про­мискуитета, как не у дикарей? Ан, нет, оказывается, – строгая мораль и нрав­ст­венность группового брака, под угрозой смерти.