Александр Дюма - Ущелье дьявола

— Спуститесь туда и стойте спокойно, пока за вами не придут.

Он запер дверь. Самуил начал спускаться вниз по тропинке среди полнейшего мрака. Потом спуск прекратился. Самуил вступил в какое-то пространство, вроде глубокого погреба и, прежде чем его глаза успели что-нибудь различить, он почувствовал прикосновение чьей-то руки к своей, и в то же время голос Юлиуса сказал ему:

— Ты опоздал. Они уже открыли заседание. Будем слушать и смотреть.

Самуил мало-помалу освоился с темнотой и через несколько минут различил перед собой что-то вроде комнаты, ограниченной неровностями почвы и кустарниками, а посреди этого пространства — человеческие фигуры. На обломках гранита и песчаника на повалившихся статуях заседало семь человек в масках: трое — направо, трое — налево, а седьмой — в середине, повыше других. Луч месяца, прорывавшийся сквозь Расселину в камне, освещал этот таинственный конклав.

— Введите двух ратоборцев, — сказал один из семи.

Тот, кто это сказал, не был тем, кто, по-видимому, председательствовал. Этот последний сидел молча и неподвижно.

Самуил хотел было двинуться вперед. Но в это время выступили на сцену двое молодых людей, которых вел третий. Самуил и Юлиус узнали в них двух своих университетских товарищей. Тот, кто велел их ввести, обратился к ним с вопросами.

— Вас зовут Отто Дормаген? — сказал он одному из них — Да.

— А вас Франц Риттер? — Да.

— Вы оба принадлежите к Тугендбунду? — Да.

— Как члены союза, вы помните, что обязаны безусловно повиноваться?

— Мы помним это.

— Вы оба из гейдельбергского университета, и оба корпоранты. Вы должны знать двух ваших товарищей, Самуила Гельба и Юлиуса Гермелинфельда?

Самуил и Юлиус молча переглянулись в своем углу.

— Знаем, — ответили студенты.

— Вы оба славитесь как искусные бойцы на шпагах, и вам всегда везло во время ваших студенческих дуэлей.

— Это правда.

— Так вот приказ. Не далее, как завтра, вы вызовете на дуэль Юлиуса Гермелинфельда и Самуила Гельба, под каким бы то ни было предлогом.

Самуил наклонился к Юлиусу и шепнул ему:

— Эта сцена не лишена оригинальности. Только зачем нас заставили при ней присутствовать?

— Вы повинуетесь? — спросил замаскированный человек.

Отто Дормаген и Франц Риттер молчали и колебались. Потом Отто ответил:

— Самуил и Юлиус тоже прекрасно владеют шпагами.

— Льстец! — пробормотал Самуил.

— Поэтому мы и избрали таких двух бойцов, как вы, — ответил на это голос замаскированного.

— Если имеется в виду нанести верный удар, — сказал Франц, — то лучше пустить в дело кинжал, чем шпагу.

— Я думаю, — пробормотал Самуил.

Замаскированный на это ответил:

— Надо, чтобы смерть имела естественное и простое объяснение. Студенческая ссора — самая заурядная вещь и не внушит никаких подозрений.

Студенты все еще как будто бы колебались.

— Помните, — добавил человек в маске, — что сегодня первое июня, и что через десять дней состоится общее собрание, перед которым мы должны будем испрашивать для вас либо награды, либо наказания.

— Я повинуюсь, — сказали один за другим Франц Риттер и Отто Дормаген.

— Хорошо. Желаю вам доброго успеха. Вооружитесь мужеством. Можете теперь удалиться.

Франц и Отто вышли с тем же самым человеком, который ввел их. Семеро в масках сидели, не говоря ни слова. Через пять минут тот человек вернулся и доложил, что студенты удалились.

— Введите двух других ратоборцев, — сказал тот же человек, который раньше говорил от имени семерых. Пристав совещания пошел в ту сторону, где ждали Юлиус и Самуил.

— Пойдемте, — сказал он им.

Самуил и Юлиус в свою очередь очутились в этой странной зале заседаний перед семью замаскированными.

Тот же самый замаскированный человек, который говорил с Францем и Отто, обратился теперь к нашим друзьям:

— Вас зовут Юлиус Гермелинфельд? — обратился он к Юлиусу. — Да.

— А вы Самуил Гельб? — Да.

— Вы принадлежите к Тугендбунду, и, будучи его членами, вы обязаны нам повиноваться.

— Так.

— Вы видели сейчас двух студентов, которые только что вышли отсюда и слышали их имена? Вы знаете, какое обещание дали они на завтрашний день?

— Они обещали шкуру с медведя, которого завтра убьют, ответил Самуил, не упускавший случая позубоскалить.

— Они вас вызовут. Вы будете биться с ними. Вы лучшие Дуэлянты во всем гейдельбергском университете. Убивать их не следует, достаточно тяжело ранить. Согласны ли вы повиноваться?

— Я согласен, — отвечал Юлиус.

— Хорошо, — произнес голос таинственного незнакомца. — Ну а вы, Самуил Гельб, вы колеблетесь?

— Я? Да, — отвечал Самуил. — Я раздумываю о том, что в сию минуту обращаетесь к нам двоим точь-в-точь с таким же требованием, с каким только что обращались к тем двум, и я тщетно стараюсь уяснить себе, зачем вы натравливаете двух своих на двух своих же. До сих пор я думал, что Тугендбунд был основан не для того, чтобы устраивать петушиные бои, а для чего-то другого, более серьезного.

— Дело идет не о том, чтобы шутить и развлекаться, — возразил на это замаскированный, — а о том, чтобы покарать виновных. Мы не обязаны давать вам никаких объяснений. Но будет небесполезно, если вы поймете причины нашего постановления. Дело идет о том, чтобы избавить союз от двух ложных братьев, которые предают нас. Союз оказывает вам честь, отдавая вам в руки свою мстительную шпагу.

— Но, позвольте, кому она вручается, эта шпага, нам или им? — спросил Самуил. — Кто поручится нам за то, что вы от них, а не от нас желаете избавиться?

— Ваша совесть. Мы хотим нанести удар двум предателям, и вы сами лучше, чем кто-либо другой должны знать, вы или не вы эти предатели.

— А разве вы не можете по ошибке считать нас предателями, хотя бы на самом деле мы вовсе ими не были?

— О, легковерный брат. Если бы мы против вас устраивали эту дуэль, с какой стати мы поставили бы вас лицом к лицу с вашими противниками? С какой стати мы сделали бы вас тайными свидетелями переговоров с ними? Мы отдали бы им наш приказ в строгой тайне, они бы вас оскорбили и вызвали, вы люди храбрые, вы приняли бы вызов, вы дрались бы с ними, и вам осталось бы совершенно неизвестным наше участие во всем этом деле. Но ведь мы поступили совсем наоборот. Мы предупредили вас обо всем за десять дней. Вы были в отпуске у себя на родине во Франкфурте, когда наш курьер вызвал вас на двадцатое мая, внушив вам при этом, чтобы вы хорошенько поупражнялись в обращении со шпагой, так как двадцатого мая вам предстоит бой на смерть. Согласитесь сами, что такой образ действий никак нельзя считать ловушкой.

— Но если Франц и Отто предатели, так почему же вы приказываете нам только ранить их, а не убить? — спросил Самуил, у которого кроме всех этих сомнений скрывалась еще какая-то мысль.