Генрих Эрлих - Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

— Тоже мне секрет! — хмыкнул Клинк.

Юрген не глядя врезал ему локтем по ребрам: молчи и тихо радуйся.

Они подползли к первой траншее, полежали пять минут, прислушиваясь. Там никого не было, на это Юрген и рассчитывал. Он вернулся на несколько метров назад, к одиноко стоявшему кусту, приподнялся, «сфотографировал» их собственную высоту и беззвучно надломил три нижние ветки, чтобы не промахнуться случайно на обратном пути.

Потом они спустились в траншею и спокойно переоделись. Завернули слишком приметные каски и изгвазданные грязью маскировочные балахоны и засунули их в холщовые заплечные мешки, которые вполне могли сойти за русские сидора. Туда же отправили и автоматы. Клинк был даже рад этому, он больше полагался на свой нож. Натянули поверх толстых свитеров новые камуфляжные балахоны. Под свитерами у них были форменные кители. Перед выходом Клинк долго недоумевал, зачем нужны кители, в одних свитерах было намного удобнее. «Мы разведчики, солдаты, а не шпионы», — сказал ему Юрген, а Красавчик доходчиво объяснил, как это различие выражается в последствиях. «Понял», — сказал тогда Клинк и непроизвольно потер шею рукой. Этот жест он повторил и сейчас. Нервничает, отметил Юрген, излишне нервничает, это не Брейтгаупт. Эх!

Он достал тряпицу, сшитую фрау Лебовски. Досадливо подумал, что не выяснил у брата, как ее полагается носить. Пришлось нацепить привычным манером, как нарукавную повязку. Девственно белая полоса на предплечье бросалась в глаза. Юрген натянул на нее короткий рукав камуфляжного балахона. Можно было двигаться дальше.

Они уже давно шли поверху, постепенно углубляясь в позиции русских. Последние сомнения исчезли — до наступления остались считанные часы. Дело было даже не в обилии военной техники и солдат, выдвинутых на передний край, а в той характерной смеси фаталистического спокойствия и напряженной суеты, которая предшествует наступлению.

Спокойствие демонстрировали солдаты, которым скоро предстояло идти в бой. Их тут было излишне много для имевшихся укрытий, поэтому они устроились кто как горазд, лежали, завернувшись в плащ–палатки, на каждом, сколько–нибудь сухом клочке земли сидели кучками, привалившись спинами друг к другу, и — спали. Спали безмятежным крепким сном, дружно храпя. Точно так же спали сейчас солдаты на немецких позициях. Перед самым выходом Юрген слышал, как Ферстер скомандовал отбой, на три часа раньше обычного срока. Это был такой же безошибочный сигнал, как крик «Тревога» ранним утром. Но солдаты, обычно вступавшие в живую дискуссию по куда меньшим поводам, на этот раз молча отправились спать. Чего попусту обсуждать очевидное и неизбежное, лучше хорошо выспаться перед завтрашним боем. Они мгновенно заснули, и безмятежность их сна объяснялась уверенностью, что уж этой–то ночью ничего плохого с ними не случится, — все, чему суждено произойти, случится на рассвете.

А вокруг и часто над ними, перешагивая через спящих солдат, суетились офицеры, техники, представители других вспомогательных частей. Подтягивали, смазывали, тащили, складывали, переставляли, теряли и искали пропавшее, пересчитывали и громко требовали недостающее. Все были заняты своим делом и на других обращали внимание только для того, чтобы обругать за то, что мешаются под ногами, или отдать очередное приказание, если попавший под ноги оказывался вдруг подчиненным.

Вскоре Юрген с Клинком шагали по русским позициям не таясь, нацепив лишь маски сосредоточенной деловитости и кидая быстрые взгляды по сторонам. Юрген даже отвлекся на постороннюю мысль о том, что ведь что–то похожее происходит даже в обычное время и в их батальоне, — то–то брат гулял по их расположению, как по собственному двору. Это им, командирам, казалось, что все находится в порядке и в полном соответствии с уставом, за исключением разных мелочей, вроде расстегнутого воротничка форменной рубашки или плохо вычищенных сапог; плохо вычищенное оружие возводилось в ранг чрезвычайного происшествия со всеми вытекающими. Но они следили только за своими прямыми подчиненными, до остальных им не было дела. Да они их не знали. Вот он, Юрген, знал в других ротах только «стариков», их было не так много с учетом больших потерь в их батальоне. Он даже в лицо знал далеко не всех и никогда не удивлялся, встретив у блиндажа своего отделения незнакомого парня в немецкой форме.

Да, форма… Немецкой форму делали нашивки, петлицы, погоны, сама же она могла быть старой и новой, французской, бельгийской или чешской, формой СС или люфтваффе, в том числе списанной, Вермахта или фольксштурма. У штрафников вообще не было знаков отличия, а у «вольняшек», таких как Юрген, они были часто скрыты под балахонами или водонепроницаемыми накидками.

Юрген внимательно пригляделся к русским — то же самое! Из тридцати попавшихся навстречу солдат ни у кого не было одинаковой формы. Офицерские портупеи с пистолетными кобурами обтягивали солдатские телогрейки, вполне добротные шинели нависали на раздолбаные кирзовые сапоги, плащ–палатки соседствовали с кожаными куртками и овчинными жилетами, но наибольшее разнообразие царило в головных уборах: обилие теплых шапок самого разного фасона указывало на то, что русские, похоже, еще не перешли на летнюю форму одежды.

Все бы ничего, но как выбрать в этой разношерстной толпе подходящего языка? Строевой офицер им был не нужен. Эти ни черта не знают, просто ждут приказа вышестоящего начальства. Они знают даже меньше солдат, которые всегда обмениваются слухами, полученными от солдат других подразделений, и тем, что удалось подслушать из разговоров все тех же офицеров. Лучше всего информированы интенданты и штабные писари, но их на передовой днем с огнем не найдешь. Срочные дела, которые находятся у интендантов в тылу, такой же верный признак грядущей военной операции, как визит высокого начальства.

Земля под ногами стала тверже и пошла немного вверх. На невысоком взгорке стояла большая грузовая машина с высоким и длинным капотом. «Студебекер», так назвал эту машину Красавчик, когда они захватили ее после удачной контратаки под Варшавой вместе с танкистами из дивизии «Викинг». Борта были откинуты, посередине кузова стояло что–то, покрытое маскировочной сеткой, непроглядной в темноте. Угадывалось только, что это что–то круглое и повернуто в сторону немецких позиций. Юргену сразу вспомнился «Малыш Циу», тот тоже стоял на грузовике.

У переднего крыла стояли три фигуры, вдруг они слились в одну, а когда распались, то засветились тремя красноватыми точками, почти сразу упавшими вниз и исчезнувшими. Одна фигура отделилась, произнесла: «Я на двойку. Не спать!» — И двинулась в их сторону. «Похоже, офицер, артиллерист. Но лучше бы проверить», — подумал Юрген, следя за приближающимся мужчиной.