Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 1

— Это вы мне ответили, сударь? — спросила она.

— Да, сударыня.

— И вы предложили мне помочь?

— Да.

— Скажите сначала, что произошло?

— Молния ударила почти в вас, сударыня, постромки передних лошадей порвались, и они убежали, унеся с собою форейтора.

Женщина с беспокойством оглянулась вокруг.

— А… другой, управлявший задними лошадьми, где он? — спросила она.

— Вошел в карету, сударыня.

— С ним ничего не случилось?

— Ничего.

— Вы уверены в этом?

— Во всяком случае, он спрыгнул с лошади, как человек вполне здоровый и невредимый.

— Слава Господу, — проговорила женщина и перевела дух. — Но где же находились вы, сударь, что так кстати пришли мне на помощь?

— Гроза застала меня врасплох, сударыня, и только я укрылся здесь, у входа в каменоломню, как вдруг из-за поворота вылетела карета. Сначала мне показалось, что лошади понесли, но потом я увидел, что ими управляет твердая рука. Тут ударил гром, да так, что мне почудилось, будто молния попала прямо в меня, и я несколько мгновений ничего не слышал и не видел. Все, о чем я рассказал, происходило точно во сне.

— Так, значит, вы не уверены, что человек, управлявший задними лошадьми, находится в карете?

— О, нет, сударыня, я к тому времени пришел в себя и прекрасно видел, как он входил.

— Прошу вас, проверьте, там ли он сейчас.

— Каким образом?

— Послушайте. Если он там, вы услышите два голоса.

Молодой человек спрыгнул с подножки, подошел к карете и прислушался.

— Да, сударыня, он там, — возвратившись, сообщил он.

Женщина удовлетворенно кивнула, оперлась головой на руку и глубоко задумалась. На вид ей было года двадцать три — двадцать четыре, матовой смуглостью лица она выгодно отличалась от других, обычно розовощеких женщин. Голубые глаза, поднятые к небу, казалось, вопрошали его о чем-то и горели, словно две звезды; черные как смоль, ненапудренные вопреки моде того времени волосы локонами спускались на молочно-белую шею. Внезапно, словно приняв какое-то решение, она спросила:

— Сударь, где мы находимся?

— На дороге из Страсбурга в Париж, сударыня.

— А в каком месте?

— В двух лье от Пьерфита.

— Что это — Пьерфит?

— Небольшой городок.

— А что находится дальше по дороге?

— Бар-ле-Дюк.

— Это город?

— Да, сударыня.

— И много в нем жителей?

— Тысячи четыре-пять, по-моему.

— Есть ли здесь другая дорога в Бар-ле-Дюк, короче этой?

— Насколько мне известно, нет, сударыня.

— Peccato! [27] Вот дьявол! (итал.) — откинувшись на спинку сиденья, пробормотала женщина.

Молодой человек подождал немного дальнейших расспросов, но, увидев, что женщина молчит, зашагал прочь от кареты. Это движение, по-видимому, привлекло ее внимание, так как она поспешно подалась вперед и позвала:

— Сударь!

Молодой человек обернулся.

— Я здесь, — проговорил он, подходя поближе.

— Еще один вопрос, если можно.

— Прошу.

— Вы видели лошадь, привязанную позади кареты?

— Да, сударыня.

— Она еще там?

— Человек, вошедший в карету, отвязал лошадь и снова привязал к колесу.

— С лошадью ничего не произошло?

— Не думаю.

— Она дорогая, и я очень ее люблю. Мне хотелось бы убедиться самой, что она жива и невредима, но как я пойду по такой грязи?

— Я могу подвести лошадь сюда, — предложил молодой человек.

— Да, подведите, прошу вас, я буду вам весьма признательна, — воскликнула молодая женщина.

Молодой человек приблизился к лошади, та подняла голову и заржала.

— Не бойтесь, он смирный как ягненок, — проговорила женщина и добавила чуть громче: — Джерид! Джерид!

Лошадь, узнав голос хозяйки, вытянула умную морду с дымящимися ноздрями в сторону одноколки. Молодой человек принялся ее отвязывать. Но едва лошадь почувствовала, что поводья находятся в неопытных руках, как тут же вырвалась и одним прыжком очутилась в двадцати шагах от кареты.

— Джерид! — ласково повторила женщина. — Сюда, Джерид, сюда!

Лошадь тряхнула красивой головой, шумно втянула воздух и, пританцовывая, словно под музыку, подошла к одноколке. Женщина высунулась по пояс между кожаными занавесками.

— Иди сюда, Джерид, ну иди же! — приговаривала она.

Животное послушно подставило морду, и женщина ее погладила.

Затем, схватившись узкой рукой за гриву лошади и опершись другою о стенку одноколки, молодая женщина вскочила в седло с такой легкостью, какая свойственна призракам из немецких баллад, которые прыгают на круп лошади и вцепляются путешественнику в кушак. Молодой человек бросился к ней, но она остановила его повелительным жестом руки и сказала:

— Послушайте, хотя вы молоды или, скорее, потому что молоды, у вас должны быть человеческие чувства. Не мешайте мне уехать. Я убегаю от человека, которого люблю, но я прежде всего римлянка и добрая католичка. Если я останусь с этим человеком, он погубит мою душу: это безбожник и некромант, которого Бог только что предупредил этим ударом молнии. Быть может, предупреждение пойдет ему на пользу. Передайте ему все, что я вам сказала, и да благословит вас Господь за помощь. Прощайте!

С этими словами женщина, легкая, словно туман над болотом, умчалась верхом на Джериде. Молодой человек, увидев, что она исчезла, не смог сдержать изумленного возгласа. Он-то и насторожил путешественника, сидевшего в карете.

Этот крик, как мы уже сказали, насторожил путешественника.

Он поспешно вышел из кареты, тщательно затворив за собой дверцу, и с беспокойством огляделся.

Первым делом он заметил испуганного юношу, который стоял перед ним. Сверкнувшая в этот миг молния позволила осмотреть его с ног до головы: путешественнику, судя по всему, привычно было разглядывать в упор любого человека и любой предмет, вызывавшие у него интерес.

Перед ним стоял мальчик лет шестнадцати, от силы семнадцати, невысокий, щуплый, нервный; взгляд черных глаз, бестрепетно устремленный на человека, привлекшего его внимание, был пленителен, хотя и не слишком дружелюбен; тонкий крючковатый нос юноши, узкие губы и торчащие скулы свидетельствовали о лукавстве и осмотрительности, а сильно выдававшийся вперед округлый подбородок изобличал решительность нрава.

— Это вы сейчас кричали? — спросил путешественник.

— Да, сударь, — ответствовал молодой человек.

— А почему вы кричали?

— Потому что… — и юноша умолк в нерешительности.

— Потому что?.. — повторил путешественник.

— Сударь, — вымолвил молодой человек, — в одноколке была дама?

— Да.

И глаза Бальзамо устремились на карету, словно желали проникнуть сквозь толщу ее стенок.

— А к колесу кареты была привязана лошадь?

— Да, и я не понимаю, черт возьми, куда она делась?