Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 1

— Ну, признайтесь, — настаивала дофина.

Бальзамо поклонился, не произнеся ни слова.

— Но тем не менее это ведь вы предсказали господину де Таверне мой приезд? — продолжала дофина с чуть заметным нетерпеливым жестом.

— Я, ваше высочество.

— И как же он это сделал, барон? — обратилась к Таверне дофина, испытывавшая уже потребность услышать новый голос: очевидно, она сожалела, что затеяла разговор, однако прерывать его тем не менее не хотела.

— Самым простейшим образом: глядя в стакан с водой, — ответил барон.

— Это правда? — осведомилась дофина у Бальзамо.

— Да, ваше высочество, — подтвердил он.

— Значит, это ваша гадательная книга? Она, во всяком случае, безвредна, так пусть же и ваши слова будут не менее прозрачны!

Кардинал улыбнулся.

Барон подошел ближе.

— Вашему высочеству нечему учиться у господина де Бьевра, — заметил он.

— Не льстите мне, любезный хозяин, — весело откликнулась дофина, — или уж польстите как-нибудь по-другому. По-моему, я выразилась довольно заурядно. Но вернемся к этому господину.

Мария-Антуанетта обернулась к Бальзамо, к которому вопреки воле дофины ее, казалось, притягивала некая неодолимая сила, как порой человека влечет на то место, где его подстерегает беда.

— Если для господина барона вы прочли будущее в стакане воды, не могли бы вы для меня прочесть его в графине?

— Могу, ваше высочество, — ответил Бальзамо.

— Почему же вы сейчас отказываетесь это сделать?

— Потому что будущее — это неизвестность, ваше высочество, и если я увижу в нем какое-нибудь облачко, то…

Бальзамо остановился.

— То что же? — поинтересовалась принцесса.

— То как я уже имел честь сказать, мне, к моему великому сожалению, придется огорчить ваше королевское высочество.

— Вы меня уже знали прежде или видите впервые?

— Я имел честь видеть ваше высочество еще совсем ребенком вместе с вашей августейшей матушкой в вашей родной стране.

— Вы видели мою матушку?

— Да, я удостоился этой чести. Это великая и могущественная королева.

— Императрица, сударь.

— Я хотел сказать «королева сердцем и умом», и тем не менее…

— Вы осмеливаетесь на умолчания, когда речь идет о моей матери, сударь? — с негодованием молвила дофина.

— И у величайших людей бывают слабости, ваше высочество, особенно когда они уверены, что действуют во благо своим детям.

— Надеюсь, история не удостоверит ни одной такой слабости у Марии-Терезии, — заметила Мария-Антуанетта.

— Потому что история не узнает то, что известно императрице Марии-Терезии, вашему королевскому высочеству и мне.

— Выходит, сударь, у нас троих есть общая тайна? — пренебрежительно улыбнувшись, бросила дофина.

— Да, у нас троих, — спокойно ответил Бальзамо.

— И вы нам ее скажете, сударь?

— Если я ее скажу, она перестанет быть тайной.

— Неважно, все равно говорите.

— Вы желаете этого, ваше высочество?

— Да, желаю.

Бальзамо поклонился.

— Во дворце Шенбрунн, — начал он, — есть кабинет, который называют Саксонским из-за великолепных фарфоровых ваз, украшающих его.

— Да, — подтвердила дофина. — И что же?

— Кабинет этот является частью собственных апартаментов ее величества императрицы Марии-Терезии.

— Правильно.

— В этом кабинете она обыкновенно пишет приватные письма…

— Да.

— На великолепном бюро работы Буля [50] Буль Андре Шарль (1642–1732) — французский мебельный мастер. , подаренном императору Францу Первому [51] Франц I Стефан (1708–1765) — герцог Лотарингский, с 1736 г. муж Марии-Терезии, с 1740 г. — соправитель. королем Людовиком Пятнадцатым.

— Покуда все, что вы говорите, сударь, верно, но это может быть известно любому.

— Ваше высочество, соблаговолите набраться терпения. Однажды утром часов около шести императрица была еще в постели, а ваше высочество вошли в этот кабинет через дверь, которой дозволено было пользоваться только вам, любимейшей из августейших дочерей ее величества императрицы.

— Дальше, сударь.

— Ваше высочество подошли к бюро. Ваше высочество должны помнить, поскольку это было ровно пять лет назад.

— Продолжайте.

— Итак, ваше высочество подошли к бюро. На нем лежало письмо, которое императрица написала накануне вечером.

— Ну, и?..

— Ваше высочество прочли это письмо.

Дофина слегка покраснела.

— Прочтя его, ваше высочество, очевидно, остались недовольны некоторыми выражениями, поскольку, взяв перо, собственноручно… — Дофина, казалось, с тревогой ждала продолжения. Бальзамо закончил: —…вычеркнули два слова.

— И что же это были за слова? — нетерпеливо вскричала Мария-Антуанетта.

— Первые слова письма.

— Я спрашиваю вас, не где они были написаны, а что означали?

— Вне всякого сомнения, чрезмерно пылкое свидетельство чувств к лицу, которому было адресовано письмо. По крайней мере, в этой слабости, как я только что говорил, можно обвинить вашу августейшую матушку.

— Значит, вы помните эти два слова?

— Да, помню.

— И сможете мне их повторить?

— Разумеется.

— Повторите.

— Вслух?

— Да.

— Дорогая подруга.

Мария-Антуанетта, побледнев, кусала губы.

— А теперь не желаете ли, ваше высочество, чтобы я сказал, кому было адресовано письмо? — спросил Бальзамо.

— Нет, но я хочу, чтобы вы написали это.

Бальзамо вынул из кармана записную книжечку с золотой застежкой, карандашом, оправленным в золото, написал несколько слов, вырвал листок и с поклоном подал принцессе.

Мария-Антуанетта взяла его и прочла:

«Письмо было адресовано любовнице короля Людовика XV маркизе де Помпадур».

Дофина подняла удивленный взор на этого человека, который таким спокойным и бесстрастным голосом произносил ясные, неопровержимые слова; казалось, несмотря на его низкие поклоны, он имеет над нею некую власть.

— Все верно, сударь, — согласилась она. — И хоть я не знаю, каким образом вам стали известны все эти подробности, но лгать я не приучена и потому громко подтверждаю: это правда.

— В таком случае, может быть, ваше высочество удовлетворится этим невинным доказательством моих познаний и позволит мне удалиться? — спросил Бальзамо.

— О нет, сударь, — ответила уязвленная дофина, — чем больше ваши познания, тем мне интересней ваше пророчество. Вы пока что говорили только о прошлом, а я желаю узнать от вас будущее.

Эти несколько слов принцесса произнесла с лихорадочным возбуждением, которое она тщетно пыталась скрыть от свиты.

— Я готов, — сообщил Бальзамо, — и тем не менее умоляю ваше высочество не принуждать меня.

— Я никогда не повторяю дважды. Я так хочу и прошу вас, сударь, запомнить, что один раз я это уже сказала.