Михаил Шевердин - Набат. Книга первая: Паутина

— Нашего уважаемого главу просили из Ташкента выделить хорошего специалиста-врача, знающего малярию, и послать в Восточную Бухару… э… э… — Назир цедил слова сквозь зубы с устрашающим спокойствием. — Вот мы и решили, что наш многоопытный доктор поедет в Восточную Бухару… высокая ставка, паек…

Петр Иванович наконец избавился от медвежьих объятий Косого бая и повернулся к хозяину:

— Но… но вы моего согласия не спросили…

— Вы поедете, так решено. А ну-ка, Захар хаким, подготовьте все для доктора… Получите в военкомате для него документы… и… э… проводите его…

Последние слова прозвучали в ушах доктора слишком многозначительно. К тому же Али Захар хаким залебезил:

— Все исполню. Будьте спокойны.

Хозяин и с самого начала подчеркнуто небрежно держался с доктором, теперь же он высокомерно повернулся к нему спиной.

Только когда Петр Иванович попытался уйти еще до плова, раис назидательно заметил:

— Им позволяют сесть рядом с великими, есть с одного блюда. Им готовы оказать любую милость, а они… Я позволю привести строфу из сокровищницы мудрого Хафиза. «Даровой уксус, — сказал великий поэт, — слаще меда!» Но где понять такую тонкость мысли европейцу?

Весь кипя от ярости, доктор сказал уже стоя:

— Прежде всего это слова не Хафиза, а вашего соотечественника — узбека Турды, и поскольку вы взялись цитировать поэтов Востока, позвольте вам привести изречение столь же известного Саади:

И чтобы ни у кого не осталось сомнений, кого он имеет в виду, Петр Иванович бросил:

— А ваши милости… «собуни шумо ба джомаи мо хурда ист» — ваше мыло въелось в наше платье.

Доктор совершенно не помнил, как ушел с пира, как расстался с хлебосольным рапсом и его гостями.

Уже поднимаясь к Ток и Заргарон — куполу золотых дел мастеров, он спохватился, что наступила глубокая ночь и что прохладный ветерок освежает его воспаленное лицо.

На следующий день часов в десять утра Али Захар хаким без доклада вбежал в кабинет раиса совета назиров.

— Ну? — не отвечая на приветствие, спросил он.

— Э… э… э… виноват. Я потерял его.

Молча раис смотрел в упор на Али Захар хакима.

— Человек доктора Алаярбек, подох бы он молодым, ходил вчера в Особый отдел. — Заметив, что собеседник резко дернул плечами и поднял голову, Али Захар хаким поспешно выпалил: — Там все в порядке… там начальника не было… переводчик, наш человек, взял у этого Алаярбека письмо… — А доктор… доктора уже дома не оказалось… Он куда-то уехал.

— Куда? — в голосе раиса зазвучала угроза.

— Никто не знает… Хаджи Акбар тоже не знает. Уехал доктор верхом. С ним уехал Алаярбек, чтоб он сгорел в могиле.

— И ты говоришь, что все в порядке. Проверь… поезда…

— Я справлялся. Он уехал не в поезде, а на лошади, — уныло пробормотал Али Захар хаким, — по какой дороге, неизвестно.

— Сукин сын, мерзавец! Сиди на вокзале день, два, три… Проверяй каждый поезд, каждый паровоз. Опасный он человек, этот доктор. Может быть, он письмо читал. Он же по-персидски знает. Иди!

Бормоча под нос проклятия, раис вернулся к столу и с ожесточением стал звонить. Вбежала секретарша.

— Вы звонили?

— Да, немедленно вызовите Амирджанова из Особого отдела… скорее… Да что вы стоите? Пошлите за ним мою коляску. Не копайтесь.

Он забегал по кабинету, и бегал так до тех пор, пока не вошел, вернее, проскользнул бочком Амирджанов.

— Очаровательница Сонечка… — послал он в открытую дверь воздушный поцелуй и обратился к раису: — Так мила ваша секретарша… Умеете же вы так, гражданин раис, устраиваться. — Фамильярно болтая, Амирджанов уселся без приглашения в кресло и забрал со стола портсигар. — Ей-богу, днем секретарша, ночью прелестная махбуба, возлюбленная — пальчики оближешь…

— Сейчас не до шуток…

Раис быстро прошел через кабинет и прикрыл дверь.

— Вы слышали! Доктор…

— Беда не велика. Письмо Усмана Ходжаева у меня.

— О аллах! Дайте сюда! — Он быстро пробежал его и застонал: — Этот проклятый прекраснодушный ваш доктор засунул нос в наши дела… Он все знает… и он исчез…

— Куда? — Амирджанов был явно напуган.

— А я знаю?.. Вас надо спросить. Вы же Особый отдел, вы гепеу.

Глаза Амирджанова стыдливо опустились.

— Увы, уже нет.

— Что-о? Час от часу не легче. — Раис вскочил. Обычный румянец исчез, и зеленоватая бледность покрыла его лицо.

— Разрешите довести до вашего сведения, мы уже не работаем в Особом отделе дивизии. Нас демобилизовали.

— Кто?.. Что?.. Зачем? Вас не подозревают?

Амирджанов беспомощно развел руками:

— Думаю, что нет. Уже имею назначение военкомом в Самарканд.

— А доктор ушел, и он все знает… — Раис взвизгнул и снова забегал по комнате. — Он поедет в Ташкент — и все полетит. Что вы сидите?! Действуйте. Его на вокзале нет… Он хитрит, он что-то вертит, шайтан. Он здесь на поезд не сядет… Бегите к Рауфу. Пусть пошлет на станцию Карши, на станцию Зиаддин людей. Только быстро… Да еще… еще… Черт, может быть, он поверил нам, уехал в Восточную Бухару… От него всего можно ждать… О святые чильтомы, у меня голова кругом идет.

Ни слова не говоря, Амирджанов выбежал из кабинета.

— Божественна! Лицо, глаза, фигура. Товар первый сорт. Любой европеянке даст вперед десять очков.

— Вы ее уже узрели? — в голосе Мохтадира Гасан-ад-Доуле Сенджаби звучало раздражение.

— Вы были правы, — загорелся Чандра Босс, — видел ее в доме у этого самого моего нового раиса Иргаша… Я так и понял, что вы про нее мне говорили. Она вспыхнула, покраснела до слез… Очень хороша. Брови подведены усмой, глаза — рай. Немного худа, так это от молодости…

— Вы знаете, в нашем ремесле высокие чувства… вообще исключаются… полностью. Женщина — провал… гибель… Более терпима слабость Саиба Шамуна… его опий.

— Но я же не деревянный.

Зима, обычно короткая, южная, в этом году затянулась и никак не хотела сдаваться. В горах лежал необычайно глубокий снег. Чандра Босс скучал в своем Кундузе. Он съездил два раза за Пяндж, но ишана Музаффара в Кабадиане не застал. Стояли сильные холода, и басмачи ни за что не желали вылезать из хижин и домов и браться за оружие…

Приходилось ждать весны.

Раздражение росло в Чандра Боссе. Он потерял главенство в своем «герцогстве», как он любил называть огромную страну в верховьях Аму-Дарьи.