Александр Дюма - Капитан Ришар

— Успокойтесь, Лизхен, — сказал молодой человек. — Я покину этот дом. Но дайте мне прежде сказать вам, как я в него вошел и кого вы приняли.

Девушка отодвинула прялку ногой, опустила руки на колени и посмотрела на изгнанника дружеским и в то же время обеспокоенным взглядом.

— Я был на острове Эльба вместе с Наполеоном. Он послал меня подготовить свое возвращение, и я вступил в связь с полковником Лабедуайером и маршалом Неем. Оба они были расстреляны; я был осужден так же, как и они, но оказался удачливее и, вовремя предупрежденный о том, что меня собираются арестовать, бежал в Страсбург, на свою родину, где и прятался в течение месяца у одного друга. Четыре дня тому назад мне стало известно, что мое укрытие обнаружено; тогда я спрыгнул с крепостных валов, вплавь пересек Рейн и очутился в Великом герцогстве Баденском. Прошагав целый день окольными дорогами, знакомыми мне с детства, я добрался до Вольфаха. Моим намерением было пробраться в глубь Германии, где мне надо выполнить одну священную миссию; но я встретил вас, Лизхен, — что вы хотите, ведь человек не всегда хозяин своей судьбы — и, рискуя тем, что со мной может случиться недоброе, я остался.

— Я думала, что вы ушли. Встретив вас на следующий день, я была счастлива этому и не спросила, почему вы остались.

— Почему я остался? — сказал молодой человек, окидывая жарким взглядом невинную девушку, так наивно признавшуюся ему в той радости, какую она испытала, вновь увидев его. — Почему я остался? Я сейчас вам скажу. Тот темный сарай, который находится в вашем дворе, имеет маленький заброшенный чердак — там я и спрятался, покинув вас. Окошки этого чердака выходят на ваши окна; я ждал ночи, собираясь уйти, и только бросил один взгляд в вашу сторону, посылая вам последнее прости, как вдруг ваше окно открылось и вы показались в нем… Нет необходимости, Лизхен, говорить вам, что вы красивы; но тогда, под лунным светом, вы были очаровательны!

Лизхен невнятно прошептала несколько слов, покраснела и опустила глаза в темноте.

Молодой человек продолжал:

— В руках вы держали букет роз; не знаю, какие чувства владели вами, какой душевный порыв освещал ваше лицо, но, устремив глаза на ту дорогу, по какой я должен был уйти, если бы не остался, вы отрывали эти последние лепестки осенних цветов, бледных, как те дни без солнца, когда они родились, и бросали их в сторону Шварцвальда, через который, по-вашему, я должен был идти.

— Я их обрывала и пускала на ветер, а не в какую-то одну сторону, — ответила Лизхен. — Ветер понес их туда, куда он дул.

— Ну так что ж! Ветер дул из Франции: это был дружеский ветер! Вы долго пробыли так у своего окна, а я все это время смотрел на вас; потом, когда ваше окно закрылось, я не мог заставить себя уйти.

— И однако сегодня вы уходите? — сказала со вздохом Лизхен.

— Послушайте, — ответил изгнанник, — сегодня я видел, как по городу бродили французские жандармы. Они заодно с жандармами великого герцога, и я не сомневаюсь, что вот-вот те или другие выследят меня.

— Боже мой! Что же делать? — воскликнула девушка.

— О! Для меня это не имеет значения, Лизхен, — сказал молодой человек. — Но если в вашем доме обнаружили бы французского заговорщика, это скомпрометировало бы вашего отца, а особенно вас, внявшую моей мольбе и давшую мне убежище.

— Эту тайну я охотно сохранила, тем более что мой отец — не знаю уж почему, ведь он такой добрый, хороший христианин, такой отзывчивый — относится к французам с непримиримой ненавистью; десятки раз я видела, как он вздрагивал и бледнел при одном виде кого-нибудь из ваших соотечественников! И все же, если для вас будет более надежным остаться здесь, чем бежать, оставайтесь.

— Лизхен! Дорогая Лизхен!

— Жизнь человека в глазах Господа Бога настолько ценна, что он, надеюсь, простит мне то, что я сделала.

— Вы ангел, Лизхен! — сказал молодой человек. — Но не только опасность, грозящая мне, удаляет меня от вас. Как я уже сказал, у меня есть одна святая миссия, и я должен ее выполнить. Я направляюсь в Баварию.

— В Баварию? — переспросила девушка, подняв на него свои прекрасные глаза.

— Да, в поисках одной девушки, такой же прекрасной, как и вы, Лизхен, но менее счастливой, чем вы… Выполнив это поручение, я буду свободен, и, какой бы опасности ни буду подвергаться, находясь у границ Франции, клянусь — я вернусь к вам!

— Когда же? — спросила Лизхен.

— Когда? Не знаю. Но я прошу у вас три месяца.

— О, три месяца! — радостно воскликнула Лизхен.

— Через три месяца вы снова увидите меня, Лизхен. Обещаете ли вы меня узнать?

— Вы не подвергаете мою память слишком большому испытанию, сударь, я привыкла помнить о своих друзьях более трех месяцев.

В это мгновение пробило семь часов.

Молодой офицер отсчитал один за другим семь ударов колокола.

— Семь часов, — прошептала девушка. — Мой отец сегодня утром уехал в Эттенгейм и скоро вернется.

— Да, — подхватил изгнанник, — мне тоже пора отправляться в путь.

Он подошел к открытому окну и оглядел горизонт.

— Вы знаете, по какой дороге вам надо идти? — застенчиво спросила Лизхен.

— Да, — ответил молодой человек. — Но я смотрю не на ту дорогу, по какой должен идти, а на ту, по какой пришел.

— Бедный изгнанник! Я понимаю, Вольфах совсем рядом с Францией, и каждый шаг, который вы сделаете…

— Будет удалять меня от нее и от вас, Лизхен; да, это так.

Затем он продолжал с чувством глубокой грусти:

— Как странно! Моя жизнь прошла вне Франции: я приезжал туда лишь время от времени, совсем как моряк, чье существование протекает между небом и водой, он лишь иногда вступает на остров, мимо которого проплывает. С двенадцати до пятнадцати лет я провел в Италии; с пятнадцати до двадцати — в Тироле и Германии; с двадцати до двадцати пяти — в Иллирии, Австрии и Богемии, с двадцати пяти до двадцати семи — в Польше и России. Никогда, отправляясь в другие страны, я не сожалел, что удаляюсь от границ Франции, и следовал за своим знаменем, устремив взгляд на орла с развернутыми крыльями, шел туда, куда шел он! И вот теперь мое сердце разрывается от мысли, что надо покинуть Францию! Никогда не казалась она мне такой дорогой! Послушайте, это безумие, Лизхен, но поверьте мне, я отдал бы один год своей жизни, если вы полюбите меня, и десять лет, если вы не полюбите меня, чтобы еще раз увидеть сквозь рейнский туман шпиц на колокольне Страсбурга!

— Да, ведь это родина!

— Вы не представляете себе, что это такое, Лизхен! Я один на белом свете: все, кого я любил — отец, мать, брат, — все умерли. Любовь, почитание, преданность — я все отдал одному человеку; но этот человек был низвергнут с такой высоты, что не увидел меня в своем падении! Я хотел последовать за ним на Святую Елену, как последовал на Эльбу: англичане оттолкнули меня; я вернулся во Францию, там меня приговорили к смерти. Я так устал от всего, что, хотя у меня есть богатство, относительное, конечно, сдался бы, пожалуй, и сам, если бы мог утешиться мыслью, что какое-нибудь сердце пожалеет меня.