Андрей Орлов - Харбинский экспресс

— БАГ — боевая авиагруппа. В составе войск, подчиненных ныне адмиралу Колчаку. Правда, касательно боевой способности — скорее одно название. Пока настоящей воздушной силы у Александра Васильевича нет. То, что имеется, пригодно для разведки и связи. Впрочем, союзники обещали поставить несколько новых машин. Если сдержат слово, выйдет иной коленкор. Нужно будет расширить аэродромную сеть, наладить снабжение, подготовить ремонтную часть. Да обучение пилотов организовать. И получится воздушный флот, способный изрядно помочь наземным войскам.

Павел Романович заметил, что ротмистр говорит со знанием дела и немалым воодушевлением.

— А вы сами не хотели б попробовать себя в роли аэронавта? — спросил он.

— Не только хотел, но и пробовал, — сказал Агранцев. — Приходилось, представьте себе, взмывать над грешной землей. Летал с прапорщиком Казакевичем (это был оч-чень известный пилот!), в качестве наблюдателя. Даже уроки пилотирования брал у него. Да только настоящей учебы не получилось: наш прапорщик погиб под Ляояном.

— Сбили?

— Двигатель отказал. — Агранцев покачал головой. — И вот что я вам скажу: имеется у меня мечта. Заветная греза. Хочу перемахнуть на аэроплане в Америку. Но не через Берингов пролив на Аляску — тут хотя и подвиг своего рода, но калибр все же не тот. У меня план дерзновенней — через Атлантику пролететь. Представляете? Над океаном! Стартовать, скажем, во Франции, на побережье, а приземлиться уже в Американских Штатах.

— И что, есть такие аэропланы, что могут столько часов продержаться в воздухе? — спросил Павел Романович.

— В том то и дело, что нет. Но будут! Уверен, непременно появятся… Впрочем, у нас с вами пока совсем иные заботы.

Павел Романович, которого рассказ ротмистра тоже увлек, хотел было спросить подробнее, но тут состав дернулся. Впереди загудел паровоз, и поезд принялся замедлять ход.

В купе без стука вошел есаул — не вошел, ворвался! — и воскликнул с порога:

— Господа! У меня телефонограмма-молния! Навстречу нам от Цицикара пущен брандер!

— Кем? — спросил Павел Романович.

— Боже мой! Кем! Да большевикам и пущен, кем же еще!

И, видя озадаченное лицо Дохтурова, пояснил:

— Брандер — это паровоз с прицепленным вагоном, набитым взрывчаткой. Боюсь, конец «Справедливому».

На это Павел Романович не знал что сказать. Он оглянулся на ротмистра, но тот как раз отвернулся к окну — словно ничего и не слышал.

Вербицкий шагнул в купе, снял кожаный картуз, решительно пригладил волосы и водрузил обратно свой головной убор.

— У меня такой проект, — сказал он. — Даю приказ остановить бронепоезд. Из концевой башни открываю огонь по брандеру. Подобьем — значит, спасены. Нет — ну, ничего не попишешь. Судьба.

Услышав эти слова, ротмистр круто повернулся.

— Своею судьбой вы, конечно, вправе распоряжаться, — сказал он. — Но как же в таком случае Цицикар? И золото атамана?

Вербицкий развел руками.

Агранцев посмотрел на него, хмыкнул.

— Сколько человек у вас в базе? — спросил он.

— Около сотни. Из них половина — команда броневой части.

— Лошади имеются?

— Имеются.

— Позвольте планшет, — попросил ротмистр.

Взял карту, изучал ее несколько минут, потом поднял голову:

— Вот что. Бронепоезд остановить. Снять два пулемета со станков. Комендоров с обслугой в боевую часть, к орудиям, а всех свободных — на коней, и верхами идти к Цицикару. В три часа дойдем. Большевики нас не ждут, вокзал можно взять с ходу. Там закрепиться и ждать литерный. С пулеметами продержимся, определенно.

Вербицкий задумался. В этот момент в купе появился четвертый — давешний адъютант в пенсне.

По глазам было ясно — разговор он слышал.

— Это хороший план, — одобрил адъютант. — Поддерживаю.

Вербицкий посмотрел на него, нахмурился.

— Нет, — сказал он. — Дробить и без того небольшую команду я не позволю.

— Как хотите, — ротмистр пожал плечами, — вы командир, вам решать.

— Да, решать мне. — Вербицкий оглядел присутствующих — словно ждал, не будет ли возражений.

Павел Романович подумал мельком, что кто-то, похоже, сильно поторопился, назначив молодого есаула командиром бронепоезда.

— А я считаю, план хороший, — упрямо повторил адъютант. — Стрелять по брандеру с дальней дистанции — все равно что со смертью в орлянку играть. Ежели нам не повезет, тогда и литерному конец. Господин ротмистр прав: нужно идти маршем на Цицикар.

— Господин поручик, вы слышали мое мнение. Извольте выполнять, — сказал Вербицкий.

Поручик коротко откозырял.

— Слушаюсь. Однако должен предупредить: я подам рапорт на имя атамана.

— Как угодно, — ответил Вербицкий, потемнев лицом. — Подавайте. Если представится такая возможность.

Дохтуров посмотрел на него с сочувствием. Не позавидуешь: конфликт со своим же начальником штаба, и когда — перед самым боем! Вербицкий, конечно, сам виноват, но для дела-то это ведь все равно.

— Послушайте, — сказал Павел Романович. — Мы с ротмистром тут — частные лица. Дайте нам коней, и мы отправимся к Цицикару на свой страх.

Вербицкий удивленно уставился на Дохтурова.

— А для чего? Вы что, вдвоем намерены штурмовать город?

— Втроем, — поправил его Павел Романович. — Барышня отправится с нами. Ничего штурмовать мы, конечно, не станем. Но, если нам повезет, появится шанс предупредить литерный об опасности.

Вербицкий помолчал, пошевелил вверх-вниз бровями.

— Как хотите, — сказал он. — Коней я вам дам, под честное слово. А барышню здесь оставьте, на базе. Ничего тут с ней не случится.

— Ну уж нет. — Павел Романович почувствовал, что начинает злиться. — Она с нами. Тут вы не вправе распоряжаться.

И настоял на своем.

— А как найдете дорогу? — спросил Вербицкий. — В здешних-то дремучих местах?

Ответил Агранцев:

— Разберемся. Карту я видел, так что найдем.

Более есаул не стал возражать.

Когда остались одни, ротмистр рассмеялся.

— А вы, оказывается, авантюрист, доктор.

— Вам не по душе мой план?

— Отчего же. Вполне. Сам собирался предложить то же самое, а вы упредили. Честное слово. Но в одном наш кожаный пульчинель прав: Анну Николаевну с собой брать не стоит. Это ведь не прогулка на пленэр. Пикника, боюсь, не получите.

— А давайте-ка мы ее саму спросим, — сказал Павел Романович.

— Давайте, — отозвался ротмистр. И, глянув на Дохтурова, добавил: — Эге! Однако какой у вас вид загадочный! Будто в ответе вы и вовсе не сомневаетесь.

Путь до Цицикара занял почти четыре часа.

Вербицкий выполнил обещание — дал лошадей и даже снабдил оружием. Павлу Романовичу и Агранцеву достались рослые и выносливые кобылы, по словам обозного казака — «дюже справные». Анне Николаевне — конек-двухлетка, довольно игривого нрава, взятый исключительно из-за небольшого роста. На него госпожа Дроздова могла взобраться без посторонней помощи.