Андрей Орлов - Харбинский экспресс

Ребенок в лесу? Один?

Клавдий Симеонович вздохнул. Ничего не оставалось, как идти на голос. И он зашагал, осторожно глядя под ноги в сгущавшихся сумерках.

Склон делался круче, и порой приходилось хвататься за сосны, чтоб ненароком не соскользнуть. Тут уж непременно шею свернешь или ногу сломаешь — что, по словам генерала, в нынешней ситуации недопустимо.

Пока Клавдий Симеонович таким образом сторожко передвигался, пение вдруг оборвалось. Сопов завертел головой. Потом почти пополз, надеясь на свое годами наработанное чувство направления.

Оно не подвело его и теперь.

Впереди и справа сосны становились гуще — там склон выпрямлялся, становясь пологим. А слева было черно. Будто залили все вокруг тушью китайской. Голос доносился оттуда.

Сопов передвигался, местами опускаясь на четвереньки и даже хватаясь руками за мох — настолько неудобно было на этой круче. Что ж за чертовщина-то?

Наконец добрался.

Сопка тут вниз обрывалась — словно лопатой срезали.

На самом краю обрыва, куда и заглянуть страшно, когда-то росла сосна. Теперь от нее оставался только пень с длинной щепой, торчавшей, будто драконий зуб. А сосна сгинула в чернильной бездне. Довольно давно — древесный излом уже потемнел.

Подойти ближе? Страшновато. Да и зачем?

И вдруг пень шевельнулся. А потом — запел.

Клавдий Симеонович вытаращил глаза. Присмотревшись, он разобрал: на самый кончик щепы был навешен длинный мешок. Как раз оттуда и раздавался голос. Только никакое это было не пение, а плач. И голос был вовсе не детский.

Сопов ахнул:

— Ваше превосходительство!..

Осторожно, на животе подполз к самому краю. И только теперь открылась пред ним ситуация: на острие щепы, подвешенный за воротник шинели, висел Ртищев Василий Арсеньевич, генерал от инфантерии. И пребывал в самом бедственном положении.

Шинель была застегнута на все пуговицы, а вдобавок — на верхний крючок. Когда б не это — генерал непременно бы выпал из своего наряда. Прямехонько в чернильную тьму. Но и сейчас ему было не легче: застегнутый воротник вдавился в горло, еле давая дышать. Услышав голос Сопова, генерал встрепенулся. Щепа заскрипела. Генерал издал сдавленный свистящий звук — его-то Клавдий Симеонович и принял недавно за детское пение.

— Ох, да не вертитесь вы!..

Пришлось потрудиться. Семь потов сошло, пока Клавдий Симеонович снимал генерала с «крючка». И все боялся, что не удержит, уронит злополучного старика. Потом ищи-свищи, ночью-то.

Не уронил, вытащил.

Генерал стоять не мог — повалился наземь, хватая воздух открытым ртом. Сопов тоже растянулся на мху.

— И что это значит, ваше превосходительство? — спросил он, отдышавшись. — Что за экзерциции, в таком-то возрасте? И где ваши брюки?

Сперва генерал, конфузясь, отмалчивался. Но потом рассказал. Да и куда деваться? В общем, вышло так: в пути он действительно отдалился от Клавдия Симеоновича, и сделал это умышленно. Потому как понадобилось совершить некоторые естественные отправления организма, которые обыкновенно требуют уединения. Пока Василий Арсеньевич выбирал место, склон становился все более крутым. Подниматься обратно не хотелось. Генерал все надеялся отыскать ложбинку. Наконец отыскал, изготовился, но вдруг оступился. Да покатился с откоса…

— А как же корзина? Она что, сама ко мне возвратилась?

Генерал пояснил: корзину оставил специально, увидев, что попутчик сомлел. Не ходить же с ней, в самом деле, по столь личному делу.

— Ну, дальнейшее ясно, — сказал Сопов. — Однако вы теперь мне жизнью обязаны. Прошу учесть на будущее.

Место, где остались корзина с котом и докторский саквояж, отыскали уже затемно. Почти случайно: так как в лесу все прошлое искусство Клавдия Симеоновича было бессильно, а генерал Ртищев после своих упражнений пребывал в изумленном состоянии и к практическому действию был не пригоден. После глупого приключения генерал стал словно бы ниже ростом. Он примолк и на вопросы отвечал односложно.

Выручил кот.

Он заорал так, что за версту было слышно. Должно быть, решил, что оставили погибать одного лютой смертью. Вообще говоря, был не так уж далек от истины.

Увидев людей, кот заметался по клетке. А потом уселся и принялся мыться. Заурчал, точно где-то внутри него, под черным мехом, заработал мотор новейшей конструкции германского инженера Дизеля: тур-тур-тур.

Но Клавдию Симеоновичу было не до кота. Во всю свою жизнь он не имел дня столь тяжкого и унизительного. Казалось, сама судьба смеется над ним.

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуя мя, грешнаго…»

Он торопливо перекрестился.

Теперь хотелось одного — спать. Однако отпущенные для Сопова на этот день сюрпризы еще не закончились, чего Клавдий Симеонович, понятное дело, не знал. Оно и к лучшему, а то еще неизвестно, как бы потом обернулось.

А пока добрели Сопов с генералом до корзинки и упали в полном изнеможении. Ни костра разжигать, ни ужина готовить не стали (везло нынче коту, определенно везло!). Генерал шинелью укрылся и сразу заснул. Принялся выводить носом рулады.

Клавдий Симеонович лежал без сна. Не поворачивая головы, покосился на Ртищева.

«Тоже мне, генштабист! Попался, точно заяц в силки. Препотешно… Кому сказать! А я, болван, насчет тайного поручения надежду питал…»

Да, вертелась у Сопова некая мысль. Решил он, что генерал не так прост, как сперва показалось. Офицер Генштаба! Это ж о-го-го! Клавдий Симеонович такое звание понимал и уважал. И даже — смешно сказать! — явилось глупое упование: если теперь генералу поспособствовать, он такой услуги впоследствии не забудет и отрекомендует самым выигрышным образом в кругу властей предержащих. Сопов даже решил: нужно теперь же генералу открыться. Но отложил до утра.

И правильно сделал.

Клавдий Симеонович вздохнул. Он лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел на темные кроны деревьев.

Было тихо, лишь сосны шумели. Ночь таинственно и недобро глядела на землю.

От этого взгляда становилось на душе Клавдия Симеоновича как-то нехорошо. Он все же был городским обитателем. Коротать ночь больше при свечах доводилось или при лампе. А вот так, лесным бытом… Бр-р…

Постепенно мысли переместились к делам практическим. А именно — к событиям в «Метрополе».

Начнем со старика, думал он. Судя по всему, генерал Ртищев — пустое место. И как можно было принимать всерьез этакого хрыча? Ну да ладно. Никакого касательства к их злоключениям он не имеет, а потому вовсе не интересен.

Далее: доктор. Кто он таков? Во всяком случае, подозрительная фигура. Практикует запрещенные аборты. Значит, имеет уголовные связи. И, в теории, может быть причастен к случившимся злодеяниям.