Андрей Орлов - Харбинский экспресс

— Стало быть, двое покойников в доме?

— Стало быть, так.

— Когда ж это случилось?

— Вчера днем. Я как раз собиралась обедать, как доложили.

— А отчего в полицию заявления не дали?

— Занедужила я, как такую новость узнала. Только теперь в чувство пришла.

(Здесь Вердарский мысленно вскинулся — это уж ни в какие ворота! Но тут же сообразил: хозяйка побоялась вчера заявить. Оттого побоялась, что огласка бы вышла. Полиция, документы, списки… Гостям разве понравится? То-то.)

Карвасаров хмыкнул:

— Но у вас ведь и управляющий имеется?

— Имеется. Да власти-то у него нет — с полицией без меня общаться, — ответила мадам Дорис. Говорила она спокойно и даже с легкой улыбкой.

— Кто доложил? — спросил Мирон Михайлович.

— А вот управляющий и доложил, Иван Дормидонтович. Да вы его сами спросите, он лучше моего помнит.

— Непременно спрошу. Только после. А пока что пускай он за дверью побудет. Или еще лучше — в зале. Там квартальному моему составит компанию.

Дорис (Вердарский решил все же называть ее про себя именно так) посмотрела внимательно, но спорить не стала. Выслала Ивана Дормидонтовича из кабинета.

— Отлично, теперь рассказывайте, — велел Карвасаров.

И мадам рассказала, как вчера утром приехал один офицер, из постоянных гостей. За столиком в зале не пожелал, быстро перебрался в номер. Там его уже Лулу поджидала.

— Которая теперь покойница? — спросил Карвасаров.

Хозяйка кивнула и продолжила свою повесть. Из слов ее следовало, что пробыл офицер с барышней в номере не один час. К тому времени уж начали другие гости съезжаться. А офицер выходить не стал, спросил обед в номер. Разумеется, обед ему тотчас доставили. Да только кушанья сперва Лулу отведала. Отведала — и тут же отдала Богу душу. А с нею официант Матюша. Тоже, должно быть, не удержался, попробовал, покуда нес. Хотя это и странно — прислуга вышколена. Знают: если такое замечено будет, вмиг с места слетят.

Вот и вся история.

— Видать, хранил вчера Господь вашего офицера, — заметил Карвасаров.

— Получается, так.

— А более ничего не случилось?

— Нет, ничего, — ответила мадам Дорис, глядя на гостей ясным незамутненным взглядом.

Вердарский поразился ее выдержке. Это ж надо! Такое стряслось — а у ней и губы не дрогнут. Другая на ее месте слезами бы обливалась. Ведь могут и закрыть заведение, определенно. А мадам как будто не видит опасности. И откуда в человеке подобная сила?

Карвасаров забарабанил пальцами по подлокотнику.

— А офицер ваш один был иль в компании?

Тут впервые за все время мадам помедлила с ответом. Потом сказала:

— Этого с определенностью сообщить не могу. Я со своими гостями не на короткой ноге. Во всяком случае, не со всеми. Может, и в компании. А может, один. Не знаю.

Мирон Михайлович кивнул:

— Понимаю-с.

И поманил пальцем Грача.

Тот поднялся со своего кресла, приблизился. И полковник Карвасаров шепнул ему на ухо несколько слов.

Что он сказал, никто не слышал, кроме самого чиновника для поручений, коему адресовалось сказанное.

Грач поднялся и вышел из кабинета, а начальник сыскной полиции продолжил расспросы.

У Грача долгие разговоры всегда вызывали скуку. Поэтому был он весьма доволен поручением шефа — действительно, сейчас самое время осмотреть особняк да перемолвиться парою слов с прислугой. Конечно, прислуга — люди подневольные, против хозяев не станут показывать. Стало быть, надо подбирать ключики. Помочь человеку свой страх побороть. И даже убедить, что откровенность только на благо пойдет.

Интересно, а где они тела-то держат? Должно быть, на леднике. Ну, это для судебного доктора. Хотя и здешний эскулап, Титов Иван Алексеевич, наверняка уж осмотрел покойных. Тоже — штучка. С ним надобно переговорить отдельно. И проверить кое-какие догадки.

Грач быстрым шагом вышел в зал, где его дожидались квартальный с городовыми. Управляющий тоже был здесь. Грач велел квартальному надзирателю отправить одного городового за доктором, а с другим вместе пройтись по помещениям. Управляющего попросил сопроводить.

— А вы что же? — угрюмо спросил Иван Дормидонтович. — Здесь станете дожидаться?

— У меня особый маневр, — уклонился от прямого ответа чиновник.

— А то, может, кого из официантов позвать? Покажут, что надобно.

Грач понял, что так просто не отвертеться.

— Зачем официантов гонять лишний раз? Давайте рассыльного.

От этого предложения управляющий было расцвел (все-таки сыщик окажется под присмотром!), но тут же вновь посуровел:

— Не годится. Он недавно у нас, сам ничего толком не знает.

— Ну, пусть хоть кухню покажет. Кухню-то найдет?

— А то. В этом вопросе осведомлен прекраснейшим образом. — Тут Иван Дормидонтович оглянулся на квартального — тот вместе с городовым с явным нетерпением дожидался возле дверей.

Нетерпение их понять было несложно. Конечно, заведение мадам Дорис для постороннего исследователя — объект презанятнейший. Это вам не на дровяном складе татей ловить.

— Я уж пойду? — спросил управляющий. — А мальчишку пришлю. Мигом!

Грач остался один. Впрочем, кто-нибудь наверняка да подглядывал в щелочку. Но это пускай.

Сыщик прошелся по янтарного цвета паркету, посмотрел вправо-влево.

Двадцать четыре столика. Скатерти до пола, свежайшие. А вот стулья так себе. Венские, с гнутыми спинками. Старье, прошлый век. И сидеть неудобно. Маху с ними дал Иван Дормидонтович. Должно быть, на распродаже купил, не иначе.

А на столиках что?

Да почти ничего — видать, сервируют прямо перед гостями. Приборы для специй, четыре плоских тарелки, салфетки конвертиком. И подсвечник. Это, видно, для настроения, потому что и без свечей видно неплохо — вон, электрическая люстра под потолком брызжет хрустальным светом.

Грач присмотрелся. А подсвечники-то презабавные!

К тому же разные: где — в виде лесной нимфы, где — в образе обезьянки с длиннющим хвостом. Или вот еще: бронзовая Афродита выходит из пены и держит в ладонях раковину, в коей и укреплена свеча.

Грач поискал глазами и обнаружил четвертый мотив — тут целых три обнаженных танцовщицы слились в движении, весьма, кстати, нескромном. Ну да чему удивляться.

Значит, четырех вариаций подсвечники. По шесть — и того двадцать четыре. Так-так.

Он неспешно пошел далее.

Рояль очень красивый — немалых денег стоит. И картины чудо как хороши. Все с умыслом, тоже чтоб настроение создавать. Здесь ведь как: гости собираются в общей зале, выпивают, закусывают. Вроде как клуб, только попроще. А уж после выходят девушки. Ну, знакомство, то-се. Смех, шум, танцы. Оркестрион играет. А когда «созреет сладкий плод любви» — идут вкушать его в номера.