Дарья Плещеева - Булатный перстень

— Жаль…

Просидев полтора часа у ювелира, она поехала домой в надежде, что под Фросиным водительством уже собраны два платья — складки у лифа заколоты нужным образом, подобраны ленты и кружева.

Мавруша встретила ее в старом камлотовом платьице и радостно доложила о всех подвигах: о примерке, переговорах с сапожником, выборе муслина гладкого и с цветочками, батиста гладкого и шитого, коленкора и миткаля, чулок нитяных и шелковых. Александра невольно позавидовала — сколько счастья может доставить юной девице лента для чепчика баканового цвета [2] Багряный, ярко-красный цвет (прим. верстальщика). , идущего к ее веселому личику. Не красавица, нет, смугловата, носишко приплюснутый и зубки неровны… Из шкуры надо вон вылезти, а — отдать ее этой осенью замуж!..

— Только не зови меня тетенькой, — сказала Александра. — Ты уж не дитя, чтобы всех, кто старше двадцати лет, тетеньками звать.

— А как же?

— Да хоть Сашеттой, а на людях — сударыней. Мы ведь даже не родня — ты моему покойному мужу седьмая вода на киселе.

Мавруша на такую прямоту обиделась.

— Кто ж мне родня? — спросила она.

— Настоящей не осталось. Вот госпожа Волошина была — да померла. Тебя, Мавруша, надобно везти в Москву и показывать там как заморское диво: глядите, люди добрые, персона без родни. В Москве все меж собой перероднились, как без теток с дядьями жить — не представляют, и даже если к ним абиссинского негуса привезут — они и ему своячениц с кузинами сыщут.

Смольнянка рассмеялась. Александра подумала, что коли придется развлекать девицу, то надо бы нанять компаньонку — пускай вдвоем хохочут.

Отправив Маврушу обживать угловую комнатку и перебирать картоны с шитьем и лино-петинетами [3] Батист (прим. верстальщика). , Александра присела на канапе и задумалась. Девчонку-то нарядили, будет блистать, а она сама? Да еще в такой вечер?

— Фрося! — закричала Александра, вскочив. — В гардеробную, живо! Надобно скарлатное [4] Пурпурный или темно-красный цвет (прим. верстальщика). платье освежить! И пукетовое, где цветы по зеленому полю! Вели Андрюшке подняться сюда — я ему записочку к волосочесу напишу. Пусть бежит скорее, а то останемся лахудрами!

Чувствовала — не надо взбивать и лохматить волосы, подкалывать шиньон и выпускать на грудь и плечи крутые локоны, Нерецкому вряд ли нравятся такие художества, следует выйти, просто убрав косы в узел, в маленьком нежном чепчике, и этого будет довольно. И для того нужно заранее уговориться с парикмахером-французом, мусью Трише, чтобы его уже в другой дом не абонировали.

Два часа спустя Александра поняла, что Нерецкому она может понравится не в скарлатном и не в пукетовом, а только в атласном гри-де-перлевом [5] Жемчужно-серый цвет (прим. верстальщика). платье. Оно неяркое, но словно бы испускает свет, гармонируя с белой ночью. И если после приема кто-нибудь предложит прогулку по набережным, то… необходимо поменять перья на шляпе!..

Тут же, на Миллионной, напротив дома графа Остермана, держал лавку плюмажный мастер француз Натьер. К нему, взяв с собой Маврушу, можно было сходить за перьями, заодно совершив моцион. Александра велела Фросе отцепить старые перья от прошлогодних летних шляп — мастер брал их в мытье и перекраску. В том же доме жил и другой француз, гравер Грипо, умевший вырезать на камнях и металле отличные вензеля. Александра хотела показать ему то из даров тетки Федосьи Сергеевны, что отверг Миллер, авось удастся изготовить модные безделушки.

Во время прогулки Александру окликнули из экипажа. Давняя приятельница, госпожа Вейкарт, позвала к себе — хотела похвалиться новыми парными портретами, которые только утром привезли из мастерской господина Рокотова. Мавруша воскликнула «ай, Рокотов!» — и тут же дверца экипажа распахнулась.

В доме Вейкартов засиделись допоздна. Как-то сам собой образовался домашний концерт — Мавруша декламировала по-французски куски из Мольеровых пьес, пела вместе с младшей девицей Вейкарт, потом они затеяли русские пляски, и хозяйка дома с трудом их угомонила.

Вернувшись, Александра отправила Маврушу умываться и спать, а сама уселась в гостиной — насладиться тишиной. Мысль была одна: если рожать — то мальчишек, и как только будет возможно, сдать в кадетский корпус.

Вошла Фрося, без лишних слов опустилась на колени и стала снимать с барыни башмачки. Слух у девушки был отменный. Она первая услыхала соловьиный свист за окном.

Александра простилась с Михайловым в тот самый миг, когда впервые встретила вопрошающий взгляд Нерецкого. Оставалась формальность. Малоприятная. Плохо, что Михайлов человек не светский и в отставке от красавицы ничего забавного не увидит. А как ему объяснить, что самое прекрасное в мире тело становится неинтересным, когда отхлынет первый азарт? Стало быть, нужно поставить точку в сем романе, и поставить решительно.

Михайлов пробыл у нее не более пяти минут. Оказалось, гордости в нем — не менее, чем в ней самой. Удрал, задрав нос, не стал унижаться, вымаливая еще кроху благосклонности! Это Александре понравилось.

Теперь она могла хоть до рассвета мечтать о Нерецком.

Накануне приема она загоняла дворню, самолично обошла убранные комнаты с белым платком, проверяя, не осталось ли где пыли. Наконец пришел мусью Трише, и тут уж волей-неволей пришлось оставить всех в покое и сесть в гардеробной перед трельяжем.

Француз принес новый шиньон. Еще не родилась женщина, у которой достало бы своих волос на пышную новомодную прическу. У Александры была хорошая коса до пояса, но она не желала портить волосы — пусть Трише над заемными издевается, жжет их щипцами, обращая в подобие войлока.

Потом француз взялся за Маврушу, а вокруг Александры засуетились Фрося с Танюшкой, чуть-чуть румяня щеки, припудривая лоб, нос и подбородок, прилаживая на груди пышную косынку, расправляя кружево на рукавах, надевая ожерелье с модным медальоном. Медальон был пуст, и Александра предвкушала, как из набросков родится изящная миниатюра, овальный портрет Нерецкого вполоборота, на дымчато-бирюзовом поле.

Гри-де-перлевое платье сидело отменно, шуршало завлекающе, шнурованье удалось — было тугим, но не жестоким, новые туфельки радовали ногу, оставалось обойти комнаты в последний раз и сесть в гостиной, держа при себе взволнованную Маврушу.

Девушке доводилось бывать при дворе, но там она была смольнянкой, забавой для государыни, а тут — почти хозяйкой дома, и не в надоевшем белом, а в замечательном платье благородного цвета вер-де-гри [6] Зелено-серый цвет (прим. верстальщика). , с дорогим веером и наконец-то с драгоценностями на пальцах и шее — нужды нет, что пока эти изумруды — из шкатулки Александры.