Ольга Крючкова - Небесный Сион

Подобная игра между герцогиней и секретарём продолжалась довольно долго, Жанна даже назначала свидание предмету своей страсти и он, трепеща от страха и желания, явился в назначенный час в тайное место, о котором ему сообщала одна из молоденьких камеристок.

Жюстен старался быть сдержанным, но, ни в коем случае, не оскорбить Жанну своей вынужденной холодностью, ибо благоволение герцога для секретаря было важнее любовного вожделения его супруги.

К радости Жюстена в Экс-ан-Провансе появился новый менестрель по имени Клод Савойский, которому приписывали сочинительство некоторых популярных баллад, воспевающих куртуазную любовь. Жанна тотчас отправила ему приглашение; менестрель, не заставил прекрасную даму ждать, очаровав её своим голосом и игрой на мандолине.

Жюстен облегчённо вздохнул…

Теперь он стоял в Марсельском порту, где причаливали корабли со всего света. Особенно выделялись тяжеловесные испанские каравеллы. Вот уже три дня по распоряжению герцога секретарь ожидал прибытия некоего корабля.

Поначалу Жюстена весьма удивило то обстоятельство, что герцог отправил в Марсель именно его. И то, что герцог, не называя имён ожидаемых гостей, лишь заметил: они прибудут на египетской галере, носовую часть которой украшает протея [13]в виде сокола. Жюстену вменялось в обязанность встретить прибывших, предоставить им оседланных лошадей и проводить в Экс-ан-Прованс, не задавая лишних вопросов.

Жюстен неспешно прогуливался, не забывая тем временем поглядывать на вновь прибывшие корабли, увы, но среди них не было ни одной египетской галеры. В порту царили суета и сутолока, успевшая утомить Жюстена за минувшие дни.

На прилегающей к порту площади шла бойкая торговля рыбой и различными дарами моря. Тут же среди торговых рядов прохаживались девицы, завлекающие моряков в ближайшую таверну, где можно было не только сытно поесть и выпить вина, но вкусить плотские удовольствия за умеренную плату.

Взор Жюстена скользнул по одной из таких девиц. Она призывно улыбнулась и, определив в Жюстене состоятельного клиента, направилась прямо к нему. Заметив это обстоятельство, Жюстен предпочёл раствориться в пёстрой многоязычной толпе, нежели поддаться искушению.

…И вот, наконец, в порт на вёслах вошла египетская галера. Жюстен напрягся, а затем, заметив протею в виде сокола, облегчённо вздохнул:

– Слава Богу… Надоело ждать… – едва слышно произнёс он. – Поскорей бы вернуться в Экс-ан-Прованс, я весь провонял рыбой…

Галера под белыми парусами из плотного египетского хлопка, пришвартовалась к свободному пирсу; смуглые мускулистые моряки, облаченные в одни лишь широкие штаны, и подобие тюрбанов на голове, сбросили сходни.

По ним спустился важный напыщенный египтянин, окинул взглядом порт и направился к таможне, дабы заплатить положенные налоги на ввозимые из-за моря эбеновое дерево, хлопок, благовония и специи.

Жюстен поспешил за ним.

– Сударь! – окликнул он египтянина.

Тот оглянулся.

– Что вам угодно? – спросил тот на приличном провансальском наречии.

– Я ожидал вашу галеру… – начал Жюстен.

Чёрные густые брови египтянина невольно приподнялись вверх.

– С какой целью?

Жюстен не смутился и продолжил:

– Вы прибыли из Египта, не так ли?

– Истинно так… – подтвердил египтянин. – Но разве я нарушил здешние законы? – он постарался опередить последующий, по его мнению, вопрос настырного провансальца. – Я намеревался, как и положено оплатить пошлину и пригласить ваших людей на досмотр судна.

Жюстен застыл в изумлении…

– Простите, вы не тот, кого я ожидаю…

Египтянин слегка поклонился и продолжил свой путь по направлению к таможне.

Жюстен, разочарованный своей ошибкой и слишком долгим ожиданием заморских гостей, поплёлся по направлению к портовой площади, по которой деловито шествовали чопорные испанцы; туда-сюда сновали итальянцы, сицилийцы, корсиканцы, мальтийцы, магрибы [14], греки, турки, евреи, сирийцы и ещё бог знает кто.

Неожиданно за спиной Жюстена раздался голос:

– Вы здесь по поручению герцога Провансальского?

Секретарь обернулся. Перед ним стояло двое мужчин преклонного возраста, но на редкость подтянутые и сильно загоревшие. Морской бриз развивал их длинные седые волосы и плащи из серого хлопка, под которыми Жюстен успел различить тонкие восточные кольчуги и перевязи с короткими мечами.

«Заморские гости… – вихрем пронеслось у него в голове. – На менестрелей явно не похожи… На египтян тоже… Отлично владеют провансальским наречием… Похожи скорее на рыцарей…»

Жюстен усилием воли заставил себя обрести уверенность и произнёс:

– Честь имею приветствовать вас от имени герцога Провансальского. Но…

– Вас удивляет видимое отсутствие нашего корабля? – поинтересовался один из заморских гостей и тотчас поспешил объяснить: – Наша галера бросила якорь в ближайшей бухте…

Ответ рыцаря несколько удивил Жюстена, но тот не подал вида, снял с шеи медальон, данный ему герцогом перед отъездом из Экс-ан-Прованса, и протянул его «египтянам». Один из рыцарей, старший по виду, извлёк из-под плаща весьма похожий медальон, а затем сложил обе части вместе.

– Всё в порядке. – Удовлетворённо заметил он и вернул Жюстену медальон герцога.

– Лошади готовы… Сколько вас? – спросил Жюстен.

Рыцари переглянулись.

– Нас четверо… – ответствовали они почти одновременно.

Жюстен как раз располагал именно таким количеством лошадей.

– Вас что-то смущает? – настороженно поинтересовался рыцарь, что помоложе, уловив замешательство Жюстена.

– Ничего. – Заверил тот.

– Тогда поспешим, не будем терять времени.

Весна и лето 1454 года во Франции выдались на редкость ненастными. Графу д’Аржиньи казалось, что весь мир настроен против него, в том числе и природа. Его обширные владения терпели убытки от непогоды: урожай зерновых прел на корню, виноград не набирал положенной зрелости, сервы умирали от лихорадки.

Соседи-бароны, добровольно перешедшие под длань графа, признав в нём своего сюзерена, находились в бедственном положении, ибо не располагали столь обширными землями и богатствами, как д’Аржиньи.

Шарль помогал своим вассалам как мог. Он понимал, что урожая в этом году не собрать, а значит, зима будет голодной, тяжёлой, а казна его не пополнится новыми доходами. Давно ему не доводилось переживать подобные трудности. Невольно Шарль вспомнил свою юность и матушку в убогом полуразрушившимся замке Кастельмар, доставшемся по наследству от отца, сложившего голову на поле битвы против англичан.

В последние годы Шарль стал сентиментальным. Давно перешагнув сорокапятилетний рубеж – он всё ещё оставался подтянутым, бодрым, сильным, не потерявшим интерес к жизни и женщинам, – граф частенько предавался воспоминаниям и даже несколько раз посетил свой родовой замок в Гаскони, а летом 1454 года сделал это в последний раз. И то лишь для того, чтобы продать его одному из местных гасконских баронов, ибо граф остро нуждался в деньгах.