Эрнест Капандю - Рыцарь Курятника

— А настанет ли оно? — спросила Дюмениль.

— Настанет.

— Когда же?

— Года через два, не позже.

— Через два года! Как это долго!

— Может быть, и скорее.

Собеседники опять переглянулись.

— Таванн говорит серьезно, очень серьезно, — сказал Бриссак.

— И вы говорили правду о вашей сегодняшней встрече с Рыцарем Курятника? — спросила Екатерина Госсен.

— Я вам уже сказал, что встретил его, — ответил Таванн.

— И могли бы привести его сюда? — спросила Камарго.

— Да.

— Под его именем?

— Конечно.

— О, это невозможно!

— Мне хотелось бы его видеть! — сказала Кино.

— Я не сказал, что он не придет, — возразил Таванн.

— Ах!.. — воскликнули женщины в один голос.

Молчание последовало за словами виконта де Таванна. Вдруг Бриссак, Ришелье и Ликсен весело расхохотались.

— Чтобы узнать наверняка, придет ли твой друг, тебе надо сходить за ним.

— Я пошел бы за ним, если бы знал, где его найти, — спокойно ответил Таванн.

— Ты не из его ли шайки? — спросил князь Ликсен с комическим ужасом.

— Господа! — сказал Креки. — Я вам предлагаю кое-что!

— Что? — спросили все.

— Если Таванн пойдет за Рыцарем Курятника, я приведу того, кто придет в восторг, очутившись с ним в одной компании.

— Кого?

— Турншера.

— Главный откупщик! — произнесла Сале.

— Приемный отец хорошенькой Пуассон, — заметил Бриссак.

— Ваша хорошенькая Пуассон, кажется, теперь мадам Норман д’Этиоль? — спросила Дюмениль.

— Да, — сказал Ришелье, — она вышла замуж два месяца назад за Нормана, помощника главного откупщика, племянника Турншера. Я был на свадьбе.

— Как это вы попали в финансовый мир? — спросил Креки.

— Иногда позволяешь себе такие вещи, мои милые друзья.

— Но какое же дело вашему Турншеру, приемному отцу хорошенькой мадам д’Этиоль, до Рыцаря Курятника? — спросил Бриссак.

— Как! Вы не знаете? — спросил Креки с глубоким удивлением.

— Нет.

— Вы знаете, по крайней мере, что в изящном и обольстительном мире, в котором Камарго и Сале — две королевы, появилась новенькая — очаровательная танцовщица по имени мадемуазель Аллар?

— Еще бы! — сказал Бриссак. — Конечно, знаю.

— Хотя природа много сделала для маленькой Аллар, Турншер нашел, что этого недостаточно.

— Доказательством служит то, — прибавила Госсен, смеясь, — что природа в своих дарах забыла бриллианты, и главный откупщик хотел поправить эту забывчивость…

— Вот именно, хотел поправить…

— Как это?

— В опере заметили, — продолжал Креки, — что при каждом выезде из театра за хорошенькой Аллар следовал мужчина, щегольски одетый и прятавший лицо в складки своего плаща. Каждый раз, приезжая в театр, она встречалась с этим человеком. Это безмолвное обожание длилось несколько дней. Каким образом прекратилась эта немота — я сказать не могу. Могу только утверждать, что она прекратилась, и доказательством служит то, что однажды вечером после представления Аллар и этот человек сидели перед камином в комнате хорошенькой танцовщицы и разговаривали довольно оживленно. Вдруг позвонили. Камеристка прибежала в испуге и в открытую дверь шепнула: «Главный откупщик». Аллар, хотя еще очень молода, довольно опытна. Она тотчас попросила своего прекрасного собеседника пройти в смежную комнату. Дверь затворилась за ним в ту минуту, когда Турншер вошел с большим свертком в руках. Вы угадываете, что было в этом свертке?

— Бриллианты, — сказала Софи.

— Именно. Аллар была ослеплена… Ослеплена до такой степени, что забыла о своем госте, спрятанном в темной комнате. Бриллианты, разложенные перед ней, сверкали огнем. Танцовщица в восторге сложила руки. «О!» — произнесла она, смотря на своего щедрого благодетеля. Вдруг она застыла от изумления. Турншер стоял, вытаращив глаза, с видом человека, оледеневшего от ужаса. В эту минуту Аллар почувствовала, как что-то коснулось ее левого виска, она обернулась… Крик замер на ее губах…

— Ах! — закричали дамы в испуге.

— За ней, — продолжал Креки, — стоял человек, держа по пистолету в каждой руке. Это был тот самый мужчина, которого она спрятала в темной комнате.

— Какой ужас! — закричала Софи.

— Это просто кошмар! — поддержала ее Сале.

— Что же случилось? — спросил Бриссак.

— Человек этот вежливо поклонился и прицелился в грудь главного откупщика. «Милостивый государь, — сказал он, — так как здесь никого нет, кто мог бы представить меня вам, а мадемуазель Аллар не знает моего настоящего имени, я сам представлюсь: я — Рыцарь Курятника!»

— Несчастный Турншер, должно быть, позеленел! — сказал Ришелье.

— Я не знаю, какого цвета стало его лицо, но он ужасно испугался. Рыцарь Курятника имел самый непринужденный вид… «Милостивый государь, — продолжал он, — вы сделали прекрасный выбор, купив эти бриллианты, я в восторге. В доказательство этому я прошу вас предложить их мне. Но, чтобы этот подарок имел большую цену, я хочу, чтобы вы сделали мне его сами. Благоволите же положить эти бриллианты в футляр, потом опять заверните их, как раньше, чтобы мне легче было все унести». Говоря это, Рыцарь Курятника держал один пистолет прямо перед грудью главного откупщика, тогда как дуло другого пистолета касалось виска Аллар. Вы, разумеется, не сомневаетесь, что Турншер повиновался, не говоря ни слова! Когда он завернул бриллианты, Рыцарь Курятника очень вежливо попросил его положить пакет ему в карман, потом поклонился. «Господин главный откупщик, — сказал он, — я не допущу, чтобы вы провожали меня. Мадемуазель Аллар будет так любезна, что проводит меня до двери ее дома». Пистолет был веским аргументом — главный откупщик не посмел сделать ни одного движения, и Аллар, держа свечу в дрожащей руке, проводила Рыцаря Курятника. Дойдя до двери, он поцеловал танцовщицу в лоб и исчез в темноте… Теперь скажите мне, господа, что вы думаете о Рыцаре Курятника?

— Это смелый мошенник, — сказал Ришелье.

— Вежливый разбойник, — прибавил Ликсен.

— Разбойник ли он, я сомневаюсь, но вежлив — без сомнения, — сказал Таванн.

— Ах, Боже мой! Вы говорите о нем только хорошее, мсье де Таванн! — сказала Госсен, смеясь. — Я, действительно, стану вам верить.

— И прекрасно сделаете!

— Если Рыцарь Курятника — ваш друг, мсье де Таванн, — сказал аббат де Берни, — уж, конечно, он не в числе друзей графа де Шароле!

— В этом он похож на многих других, — заметил Коссе-Бриссак.

— На вас, например, любезный герцог?

— Признаюсь!

— Вы все ненавидите графа де Шароле? — спросила Камарго, кокетливо жеманясь.

— Я помню, мой прелестный ангел, как однажды вечером в вашей гостиной, желая остаться наедине с вами, он осмелился мне сказать: «Уходите». Я посмотрел прямо ему в лицо и ответил: «Ваши предки сказали бы — уйдем». Если бы я был простым дворянином, он велел бы меня убить, но он испугался моей фамилии и уступил мне место, которое я никогда не уступил бы.