Юрий Пульвер - Галерные рабы

— Что ж ты речешь мне непокорство смирить? Почто? Все равно за братца он из меня живьем жилы вытянет…

— Не лезь сам в могилу, не минуешь оной в своечасье. Будзюкейка старшого брата не вельми любил, а через его смерть и вовсе возвысился. Конечно, будь ты на свободе, он в лепешку бы разбился, а твою кровь за кровь родича взял бы. Но рабу мстить, может, и почтет ниже достоинства своего, ты таперя ведь для него не человек, скотина. И еще смекай. Слух прошел, будто санчаки [54] Санчак (татар.) — турецкий наместник (правильно санджак). турские полонянников в янычары отбирают. Ты молодой, могутный, за тебя красную цену дадут. Тебя убить — добрую приполонь [55] Приполонь (рус.) — прибыль. в землю закопать…

— Кончай брехать, старый пес! — пронзительно завопил мурза. — Переведи новому рабу. За то, что ты, гяур, перерезал нить жизни высокородного брата моего, мурзы Дивея, достоин ты участи Иблиса проклятого. Я не жаурынши — предсказатель судьбы по лопатке барана, однако твою судьбу знаю наперед. Да будет тебе ведомо, что ангелы неба и добрые джинны по велению Аллаха великого — нет бога кроме него! — заточили шайтана в подземный султанат. В царстве том семь тысяч ханств, и в каждом ханстве семь тысяч эмиратов, и в каждом эмирате семь тысяч городов, и в каждом из них семь тысяч зинданов-тюрем, и в каждом зиндане семь тысяч камер, и в каждой из них семь тысяч столов, и на каждом столе семь тысяч орудий для пыток. И ни одно из них не подобно другому. Так вот, сей ад покажется тебе имраном, райским садом, по сравнению с тем, что я тебе уготовлю! И вопли распутников, коим раскаленным железом ласкают места срамные, прозвучат голубиным воркованием по сравнению со стонами, которые будешь издавать ты, гяур, когда тобой займется мой палач. Единственное спасение — сказать правду. Откуда ты взялся один посреди Ничьей земли?

Сафонка молчал.

— Ты храбрый багатур, гяур, — не боишься мук, сражался, как лев. Но и глуп, как баран: не заметил вражьего отряда за две сотни локтей!

Сафонку душил стыд вперемежку с лютой ненавистью. За небрежение свое в полон попал! Сердце бешено колотилось, голова, казалось, сейчас взорвется, как начиненное порохом пушечное ядро.

— А может ты, презренный червь, заговоришь, когда узнаешь, что нукеры обнаружили твою стоянку?! Эй, Аманак-десятский, пошли Арака-багатура и трех торгутов [56] Торгуты (монг.) — подразделение из 60 отборных воинов, несших дневной караул. к гяурской могиле, труп вырой и отдай псам, если только они будут есть урусскую падаль.

Гнев и отчаяние вдруг подбросили Сафонку вверх, он вскочил с колен. Двое рядом стоявших оруженосцев-хурши кинулись на раба, но у того силы будто удесятирились чудесным образом. К нему пришла та молодецкая удаль, то бесшабашное презрение к смерти, которое делает русских особо страшными в рукопашном бою. Ан все равно пропадать! — мелькнуло в мыслях, и он встретил поганых, как подобает казаку.

Связанными спереди в запястьях руками ударил, сцепив пальцы в единый кулак, одного из своих малорослых противников в челюсть с разворота. Второго сшиб борцовской ухваткой: подбил опорную ногу носком сапога. «Матушка-Москва бьет с носка», — любил поговаривать столичный рожак, стрелец Никита Голый, посланный на государеву службу в новопостроенный Воронеж и от доброго сердца учивший Сафонку бойцовским уловкам, которые придумали хитромудрые северяне.

Мурза вскочил, обнажив саблю, но не стал нападать на уруса. Тот был ужасен: налитые кровью глаза навыкат, пена у рта, весь трясется. Еще больше испугал и поразил его Сафонка, когда вдруг прохрипел по-татарски:

— Пошли, мурза, нукеров, оскверни могилу — и уничтожь тем самым род свой!

Ногаи, схватившиеся за клинки и тяжелые дубинки-шокпары и уже собравшиеся иссечь дерзкого раба на куски, остановились в изумлении. Опомнившийся Будзюкей сделал им знак подождать.

— Отец мой там покоится, не погребенный по чину. На нем крови безвинной ручьи. И не от меча, не от пули он умер — от болести тайной, непонятной. Может упырем стать, следом за осквернителями могилы пойдет — и весь улус ногайский опустошит. А на нас с тобой, мурза, тот грех ляжет…

Тут в черепе у него словно что-то разорвалось, в очи ударила тьма, он завыл, забился в судорогах, и упал без сознания.

Очнулся Сафонка на охапке ковыля рядом с телегой, к которой был прикован цепью за пояс. Рядом сидел дед Митяй.

— Оклемался, чадо! Ты нечто падучей страдаешь?

— Да нет вроде, — нехотя ответил Сафонка, удивляясь: что же со мной такое сотворилось? С ним лишь раз случалось похожее — после того как посидел с братом в недовырытом погребе, спасаясь от литовцев.

— Инде твое счастье, что так вышло. Татары юродивых и трясунов почитают более, чем наши…

Эпилепсия с седых времен, с древности более глубокой, чем цивилизации Египта, Шумера, Китая и Индии, почиталась священной болезнью. Это поверие унаследовали и древние эллины с римлянами, и парфяне с персами, и арийцы. В самом деле, разве потрясатели вселенной Александр Македонский-Зулькарнайн (Двурогий), Ганнибал, Юлий Цезарь, не говоря о многих других великих, не были отмечены этой печатью богов?!

Народы средневековья тоже думали, что падучую посылают потусторонние силы. На Востоке безоговорочно признавали эти силы добрыми: сам Хромой Тимур страдал трясучей болестью. На Руси на трясуна посматривали с опаской: то ли блаженный, то ли одержимый бесом. В Западной Европе эпилептики чаще всего попадали в застенки инквизиции за связь с дьяволом или — в лучшем случае — в руки экзорсистов — священников, изгонявших злого духа.

Вопрос об оживших мертвецах никаких сомнений или разногласий нигде не вызывал. Вурдалак и для Сафонки, и для мурзы был чем-то само собой разумеющимся, существующим в реальности, хотя и никогда не виданным.

Стоит ли удивляться, что вера в сверхъестественное, послужившая причиной гибели миллионов человеческих существ на храмовых алтарях, кострах аутодафе, в религиозных войнах, порой же и спасала людей, как спасла сейчас Сафонку?

— А ты на них пуще страхов напустил, по-татарски взглаголив, — продолжал Митяй. — Они подумали, ихний пророк Махмутка твоими устами предсказывает, дабы от беды неминучей поклонников своих порятувать. [57] Порятувать (рус.) — спасти. У поганых ведь тоже поверие про живых мертвяков-кровососов есть. Так что тебя таперя не сказнят, кормить будут, пока не выздоровеешь. На окуп [58] Отпустить на окуп (рус.) — бесплатно. правда, не отпустят, погонят в Азов вместе с остальными…

— Лучше б уж сразу зарезали…

— В писании изречено: «Не глаголите много, яко язычники, кои думают, что в многоглаголании своем будут услышаны». К смерти немало дорог — разбей главу о тележное колесо, кинься на татарина, откажись от яств и пития. К жизни путь единственный — выжить. Запомни, чадо: раб — то человек, который предпочел жизнь в неволе свободной смерти. Я некогда на корабле-каторге гребцом был. Со мной рядом за одним веслом немец [59] Немцами на Руси в те времена называли всех иностранцев. из земли Италийской сидел. Книгочий был изрядный, многие языки познал, в числе том татарский, на коем мы с ним изъяснялись. Сказывал он мне речение древнее Лукана-мудреца: «Мечи даны для того, чтобы никто не был рабом». Поразмысли, сколь истинно сие…