Бернард Корнуэлл - Враг стрелка Шарпа

– Заряжай! – скомандовал Шарп, – Значит, так. Огонь ведём повзводно. Наша задача – отгонять французских застрельщиков от окопа. Капитан Брукер!

– Да, сэр.

– Ваша рота ближе всех к дороге, присматривайте, чтобы вольтижёры не зашли с фланга. Если ублюдки начнут простреливать траншею по длине, нам крышка.

Он помолчал и добавил:

– За Кинни! Давайте так прижмём лягушатникам хвост, чтоб их визг было слышно подполковнику на том свете!

И тогда зарокотали барабаны. Барабаны, под которые французские колонны брали Мадрид и Москву, завалив Париж знамёнами вражеских армий. Барабаны отбивали pas-de-charge, ритм, сопровождавший все французские атаки. Дробь, прекратить которую могло поражение или победа. Бум-бум, бум-бум, бумабум, бумабум, бум-бум.

Нынче барабаны били ради Шарпа, только ради Шарпа, привет от повелителя Европы голодранцу из лондонского сиротского дома. Шарп окинул шагающие к нему бесконечные ряды вражеской пехоты и вдруг рассмеялся от охватившей его гордости. Да! Эти барабаны били ради него!

Генерал злился. По всем канонам ему полагалось бы отдавать честь проходящим полкам или вовсе скакать впереди с клинком наголо, но уж очень ничтожен был противник. Для такого и развёрнутые знамёна с барабанным боем – уже перебор. Смешно разбивать орех кувалдой! С другой стороны (генерал ухмыльнулся), кувалда и быстрее, и надёжней.

Чёртова спешка. Когда вольтижёры высыпали в поле, он справился, который час. Без четверти двенадцать. По чести говоря, сорок пять минут на формирование колонны – очень неплохой результат, но не сегодня, чёрт возьми, не сегодня! Сегодня это сорок пять минут, выброшенные на ветер. Дай Бог, чтобы кувалда раздавила орех не только надёжно, но и быстро; тогда, быть может, в полдень его войско, наконец, уберётся с этого до зубной боли надоевшего перевала.

Дурное настроение генерала разделял полковник-артиллерист, хотя и по иным причинам. Он жаждал разнести по камешку и монастырь, и форт, но понимания у командира не нашёл. Наоборот, генерал запретил бомбардировку в очень категоричной форме, мотивируя тем, что она займёт часы, а счёт идёт на минуты. Артиллерист надулся и дальнейших разглагольствований генерала не слушал.

У подножия башни Фредериксон уговорил-таки Пьера приложиться к фляжке. Утерев губы, француз заметил:

– Похоже, вы на грани поражения.

Фредериксон усмехнулся:

– Пари?

– О, нет. Я не из спорщиков.

Одноглазый капитан задрал голову:

– Эй, там, наверху! На нашу долю не видать сладенького?

– Нет, сэр.

Опережая колонну, долину усеяли застрельщики, сотни застрельщиков против редкой цепочки стрелков на подступах к окопу. Туго придётся ребятам Кросса.

– Лейтенант Вайс!

– Сэр?

Лейтенант с четырьмя десятками стрелков растворился в зарослях. Они залягут там, где колючки редеют, фланговым огнём поддерживая товарищей в траве.

Фредериксон напутствовал их криком:

– Цельте в офицеров! В офицеров!

То же самое Шарп проорал своим стрелкам, повторив для тех, кто сидел на башне над воротами. Офицеры, главная цель – офицеры.

На северном краю насыпи капитан Джилиленд тщетно пытался унять дрожь:

– Мы готовы стрелять, сэр.

Шарп отмахнулся:

– Рано.

Шагающие под барабанный бой ряды пехоты были в трёхстах метрах. На таком расстоянии три четверти пущенных ракет уйдут «в молоко».

Шарпа беспокоили вольтижёры. Французские застрельщики, числом превосходящие защитников замка, подбирались всё ближе. Защёлкали винтовки с надвратного укрепления, вызвав ответную пальбу. Для прицельного выстрела из мушкета расстояние было велико, пули пролетали над насыпью, не причиняя вреда, но Шарп физически ощущал страх, исходящий от фузилёров.

Тёмный, зловещий вал тридцатиметровой ширины и вглубь метров восьмидесяти, опушённый штыками, неотвратимо накатывался на замок.

Винтовки не молчали, но их одинокие голоса тонули в дружном хоре французских мушкетов. Вольтижёры перебежками продвигались к окопу. Они работали парами. Пока один стрелял, второй заряжал ружьё. Их плотный огонь не давал стрелкам поднять головы. Лёжа, они насыпали порох в стволы; лёжа, трамбовали пулю шомполом, затем перекатывались на живот, стреляли, выцеливая французов с саблями, и вновь переворачивались на спину для перезарядки.

Пули вольтижёров собрали с красномундирного строя первую кровавую дань. Жутко закричал солдат, которому раздробило скулу. Другой без звука рухнул на щебень. Рявкнули сержанты, и строй сомкнулся.

– Фузилёры ближе к траншее! – приказал Шарп.

Двигаться лучше, чем покорно ждать смерти, как стадо на бойне. К тому же, пара метров вперёд, и шансы попасть во врага, густо усеявшего поле у замка, повышаются.

Офицеры передали команду, и фузилёры, выворачивая камни из слежавшейся груды, побрели вниз.

Вольтижёры были уже метрах в сорока от бруствера.

– Капитан Брукер!

– Да, сэр?

– Огонь!

– Слушаюсь, сэр! По-о-олк! Це-е-ельсь!

Сабля, коротко разрубила воздух:

– Пли!

Господи, спасибо Тебе за изматывающие тренировки! Спасибо за то, что британская армия, по Твоему промышлению, была единственной в мире армией, использовавшей боевые патроны для учебных стрельб! Первый залп фузилёров убил четверых французов и заставил залечь остальных. Фузилёры работали, как отлаженный автомат. Последовательность движений, въевшаяся в каждую клеточку. Выстрел-перезарядка, выстрел-перезарядка. Четыре выстрела – минута долой. Нет врага, нет земли, нет неба. Только ты и мушкет. Скуси патрон, порох на полку. Приклад в землю, порох с пулей в ствол, прибей шомполом. Шомпол на место, ружьё к плечу. Пли! Улетающий в никуда свинец на мгновенье разгоняет дым. Пока перезаряжаешь, гремит залп второго взвода и всё повторяется раз за разом.

Мушкеты вольтижёров тявкали в ответ, пробивая бреши в красных рядах. Кто-то вставал на ноги, скрежеща зубами от боли, кто-то отползал назад, оставляя кровавую дорожку. Шарп во всё горло проорал запрет помогать раненым. Во время сражений многие солдаты под предлогом переноски раненых сбегали из невыносимого ада поля боя, и Шарп, перекрывая стрельбу, барабаны и крики, объявил:

– Любого, кто оставит строй, пристреливать на месте! Сержанты, слышали?!

Они слышали, и раненые беспомощно истекали кровью.

Залпы гремели один за одним. Семь сотен пуль, пронизывающих в минуту пространство перед бруствером, вынудили вольтижёров расползтись по флангам.

– Капитан Брукер! Вашу роту назад на десять шагов и развернуть!

И правый фланг! Что, будь он проклят, делать с правым флангом?

– Стрелки, вправо! Вправо!

Парни Брукера палили теперь под углом к траншее, но их было слишком мало, чтобы всерьёз угрожать проклятым вольтижёрам. Взгляд Шарпа зацепился за вынырнувшего из травы француза. Тот прицелился прямо в него! Вспышка. Пуля угодила в металлическую накладку ножен палаша, и они кувыркнулись на перевязи. С башни над воротами треснула винтовка, и вольтижёр упал на спину с простреленным черепом.