Жеральд Мессадье - Гнев Нефертити

— Твоя печаль все подвергает сомнению. Она дает преимущество твоим врагам. Ты этого хочешь?

— Нет, — тихо ответил он.

— Возьми себя в руки. Ты ведь должен защищать и меня.

Говоря это, она подумала, что потомки мужского пола Аменофиса Третьего были почему-то хрупкими созданиями. Меритатон вспомнила мечтательный взгляд ее отца Эхнатона и его походку: он скользил над землей, словно тень.

Даже юный Тутанхатон был далеко не таким, каким должен быть мальчик его возраста.

— Ты права, — согласился Сменхкара.

Он поднялся и обнял ее. Потом поцеловал.

Меритатон спросила себя, следует ли ей оставаться рядом с супругом в Фивах в течение всего сезона Сева.

Для чего же тогда нужен Аа-Седхем?

Царская чета и представители высшего сословия были не единственными, кто страдал от жары в сезон Сева в Фивах. В полуденные часы город превращался в раскаленную жаровню. Люди даже не выходили на улицу между полуднем и четырьмя часами, а если и выходили, то лишь для того, чтобы освежиться в Великой Реке. Некоторые, в основном писари из-за своих лысых голов, получали апоплексический удар, пробыв на солнце не более четверти часа. Кроме этого, их часто кусали гадюки или скорпионы, попадавшиеся на пути. Аа-Седхем был удивлен, найдя на террасе царских апартаментов стеклянный флакон, который искривился, пролежав на солнце на каменном ограждении несколько часов.

Помучавшись какое-то время, Меритатон решила все же вернуться в Ахетатон вместе с Анхесенпаатон, Неферхеру и Тутанхатоном. Она была уже на шестом месяце беременности, и это было хорошо заметно. Хумос явился поздравить ее, произнести молитвы и совершить жертвоприношения богам для процветания династии. Придворные дамы тоже присоединились к поздравлениям, желая счастливого протекания беременности. Каждый день к Уадху Менеху поступали подарки от землевладельцев, в основном это были фрукты, символизирующие плодородие. Уадх Менех, в свою очередь, передавал их управляющему Дворца царицы.

Невообразимая жара не способствовала нормальному течению первой беременности. Обеспокоенная тем, что моча у нее стала темной, Меритатон узнала от Аа-Седхема причину этого: через кожу она теряла большое количество воды, которая должна была выходить другим путем. Он посоветовал ей много пить или дождаться сезона Жатвы в Ахетатоне, потому что опасался за ее здоровье и здоровье еще не рожденного ребенка. Она решила ехать.

Провожая ее на корабль, Сменхкара уверял, что не сможет долго жить без нее и что в скором времени он присоединится к ней, пусть и ненадолго. Поцеловав ее, он сказал:

— Ты моя сила.

Она поднялась на «Славу Амона» скрепя сердце и смотрела на силуэт своего царя, стоявшего на пристани, до тех пор, пока он не исчез из виду.

Странная ситуация: быть привязанной к одному мужчине, а любить другого.

— Bin tchaou!

Шабака, сидящий в кресле в закрытом саду, возвел глаза к небу и спросил, кто научил попугая таким непристойным словам.

— Ir herou nefer! — крикнул он, надеясь улучшить речь попугаев.

Это означало: «Сделай так, чтобы твой день был счастливым».

Попугай не ответил. Шабака повторил попытку. К его удивлению, ему ответила подруга попугая:

— Ir herou nefer!

Нубиец захлопал в ладоши, и самка повторила свое пожелание и прилетела к нему. Шабака взял финик из вазы и протянул его птице, чтобы вознаградить ее.

В сад, сопровождаемый гепардом, вошел Ай. Он сел на свое обычное место на скамье. Вид у него был озадаченный. Гепард улегся с выражением вечной печали на морде. Так они и сидели в тягостной тишине, пока Шабака не сделал то, что должен сделать всякий придворный: поинтересовался настроением господина.

— Мой господин задумчив, — начал он.

Ай замахал веером, возможно, он хотел этим выразить свое настроение.

— Все так, как я и думал. Жена этого земляного червя беременна. — Через некоторое время он добавил: — Уже шесть месяцев.

Шабака уже знал об этом: Ая только это и занимало. Но это было еще слишком мягко сказано, ведь он был одержим властью. То, что царица беременна, не так уж много значило; не это было причиной мрачного настроения Ая. Шабака решил подождать, пока тот сам расскажет ему, что его огорчало.

— Ни одна из трех встреч нашего агента не увенчалась успехом. Любовник царицы и любовник царя не сказали ни да ни нет. Хранитель гардероба, несомненно самый уязвимый из всех, может что-то сделать только тогда, когда этот земляной червь находится в Фивах. Хумос, который вроде бы сначала поддержал мои планы после беспорядков на празднике Осириса, в конце концов успокоился, потому что власть снова в Фивах. Так может продолжаться бесконечно.

— Терпение, господин, — это мужество сильных. Плоды зреют на дереве. Ты соберешь их в нужное время.

Ая слегка успокоил этот мудрый совет.

Меритатон должна была родить в конце сезона Сева. Оставалось только гадать: будет ли это еще сезон Сева или начало сезона Жатвы? Естественно, никто не мог этого сказать наверняка, но Хумос решил праздновать рождение ребенка в последний день сезона Жатвы в присутствии царя и царицы и, конечно же, уже жизнеспособного ребенка.

Два раза Сменхкара побывал в Ахетатоне, чтобы наблюдать за развитием ребенка, чьим отцом он не был, но которого принял всем сердцем. Каждый раз он видел вблизи комнаты царицы Неферхеру, напоминавшего Анубиса на страже царского сокровища. Аа-Седхем сказал Сменхкаре, что Хранитель духов узнал у него все необходимое о том, как ухаживать за беременной женщиной, а потом и про роды. Рассказав ему об этом, лекарь также порекомендовал использовать для личной гигиены роженицы и ребенка очищенную воду.

Настоящий и мнимый отцы все это время разыгрывали комедию, словно пребывали в неведении. Во время второго визита, после того как Сменхкара пожаловался на то, что ему опять приходится возвращаться в Фивы, Неферхеру ему сказал:

— Божественный царь, не бойся, я охраняю две души подобно Нехбет и Уаджет.

Царские Ястреб и Кобра.

Они обменялись долгими взглядами. Все было сказано.

На второй день сезона Жатвы у Меритатон начались схватки. Прибежали две повитухи, которые вот уже несколько дней жили в комнатах кормилиц. Царица сидела в специальном кресле для родов. Через час появилась головка ребеночка.

Неферхеру стоял за дверью.

Меритатон кричала, как никогда в жизни. Анхесенпаатон и младшие сестры были в ужасе от этого.

— Первые роды всегда самые тяжелые, — сказала одна из повитух.

Когда ребенок наконец родился, а пуповина была перерезана и перевязана, повитухи объявили:

— Это мальчик, божественная царица!

Измученная Меритатон кивнула. Она думала, что не выдержит и что ее разорвет на кусочки.