Жеральд Мессадье - Маски Тутанхамона

— Не все, благодаря милости Тота! — возразил Уджбуто таким же приятным тоном. — Только те, которые этого заслуживают!

Писец пощупал листы, которые сохли.

— Разве вечность не является собственностью богов? — спросил он.

— Безусловно, брат, — воскликнул Уджбуто нарочито строгим тоном. — И кто же решает, какие слова заслуживают вечного существования? — спросил он, поднимая указательный палец.

— Люди, — ответил писарь, перевернув несколько сухих листов.

Они оба тихонько рассмеялись, также заметив, что не знают действительно, какие слова заслуживают вечности, и кто были те люди, которые определяли божественное. Писарь унес сухие листы в мастерскую и разложил их перед своим коллегой, который их сначала рассматривал при боковом освещении, затем, взяв плоский кусок пемзы, стал их окончательно выравнивать.

Именно с помощью такого же куска пемзы с папируса, на который наносили чернилами слова, их затем стирали, чтобы повторно использовать ценные листы.

В конечном счете, пемза была наделена той же властью, что и слова. И молчанием, также как и мужеством, слов. В Домах Жизни и в мастерских скульпторов, которые вырезают слова на камне, это стали замечать в последние годы.

Много слов приходилось соскабливать и сбивать молотком. И это не заканчивалось.

Еще не минул год, отделявший царство от достижения Тутанхамоном совершеннолетия, а Анкесенамон была беременной. Она сообщила об этом Пасару на середине второго месяца, как раз в то время, когда сезон Сева близился к концу. Это было вечером во время приема во дворце Мемфиса, где Нефертеп публично чествовал Тутанхамона как бога-лотос царства.

Пасар сжал ее в объятиях и поднял над собой, так что она чуть не коснулась украшенного орнаментом потолка их комнаты.

— Ты — моя Исис! — воскликнул он.

Она почувствовала легкое опьянение, которое испытала когда-то в полях за пределами дворцов Ахетатона. В детстве. Тогда они наконец соединились, как дерево и земля. И когда он занялся с нею любовью, возникло такое чувство, будто это не он сплетается с нею, а небо сливается с землей, дабы проникнуть в нее и заставить ее сиять. Мир вокруг них померк.

Тутанхамон понял это сразу, как только увидел ее.

— В тебе зарождается новый день, — сказал он.

И маска царя показалась ей более приветливой, нежели обычно.

Оставалось только дождаться рождения ребенка, а оно могло совпасть с пятнадцатым днем рождения Тутанхамона.

— Мы устроим грандиозный праздник в царстве, — заявил он.

Он уехал с Пасаром в поля, раскинувшиеся севернее Фив, учиться запускать, как во время охоты, вращающуюся палицу. [22] Речь идет о бумеранге.

Она была изготовлена из эбенового дерева и напоминала по форме маленькую арку, за одним исключением — она слегка напоминала шаг спирали. Странно, как бы далеко ее не запускали, она всегда описывала большой полукруг, достигнув своей цели, и возвращалась в исходную точку. Царь восхищался тем, что неодушевленный предмет несся к своему хозяину, как ястреб или одна из борзых, которые каждый раз следили за его полетом.

Будучи не у дел долгие годы, так как Сменхкара почти не охотился, а Тутанхамон только-только начал осваивать это приятное занятие государей, Смотритель царской охоты теперь обучал царя искусству запуска этой палицы. Надо было выбрать цель, определить траекторию и скорость полета, затем бросить палицу, прикинув, за какое время она достигнет цели. Искусство запуска состояло, таким образом, в быстроте и точности определения точки, где палица пересечется с траекторией движения животного.

— Вращающаяся палица, — сообщил Смотритель охоты, — предназначена для охоты на утку и зайца. Все-таки, — добавил он, — попасть в зайца труднее, так как при этом палица летит низко над землей, и преуспеть в этом позволяет только длительная практика.

Вначале Тутанхамон запускал палицу слишком рано или слишком поздно, слишком низко или слишком высоко, или недостаточно сильно. Затем не раз бывало, что по возвращении это оружие чуть не попадало ему в голову или по телу, и только ловкость Пасара и Смотрителя охоты позволяла избежать несчастного случая. Но со временем, а особенно благодаря соперничеству с Пасаром, он все лучше и лучше осваивал тонкости запуска и несколько недель спустя убил свою первую утку.

Маска царя, как отметил Пасар, изменилась; теперь она излучала гордость. Птица была доставлена в кухню дворца, где ее поджарили и приправили специальным соусом с имбирем, которого до этого никогда не удостаивалась на памяти повара ни одна утка. Анкесенамон, смеясь, попробовала дичь.

Тутанхамон скоро стал приверженцем вращающейся палицы; практика ее запуска была ему более доступной, чем стрельба из лука, которая вытягивала из него все силы. После трех выпущенных стрел, даже со специально изготовленным для него луком, он уже не мог больше натянуть тетиву.

Смотритель охоты стал приближенным монарха. Через какое-то время он сообщил царю, что знать Мемфиса давно стремилась удостоиться чести участвовать с его величеством в охоте на газель.

Смотритель дал понять, что эти люди уже давно удивлялись тому, что царь не охотится, и им интересно, в состоянии ли он это делать.

— Я не стреляю из лука, — ответил Тутанхамон. — Можно ли охотиться на газель вращающейся палицей?

— Такое вполне возможно, твое величество, но это противоречит традиции. На газель охотятся с луком, как это делали все цари.

— Что даст мое присутствие на охоте, в которой я не могу принять участие?

— Твое величество, — тонко заметил Смотритель охоты, — кто знает, откуда летит стрела? Твое величество натянет лук и выпустит стрелу. А стрела более опытного в этом искусстве лучника настигнет животное, и мы уверим всех, что в этом заслуга твоего величества.

Тутанхамон размышлял.

— Царю не пристало пользоваться обманом, — ответил он.

В глазах Пасара он прочел одобрение.

— Твое величество, — настаивал Смотритель охоты, — неужели нельзя допустить невинный обман, проявляя благосклонность к знати Мемфиса?

Так как на многих барельефах Тутанхамон заставил изобразить себя во время охоты с луком, это звучало убедительно. Но все же Тутанхамону претил обман.

Несколькими днями позже по Мемфису пошли слухи, что царь собирается устроить большую охоту на газелей. Пасар не сомневался, что Смотритель охоты был автором этих слухов, Пытаясь таким образом принудить царя организовать охоту. Но каждый горел желанием принять участие в первой царской охоте с собаками, и Первый придворный был завален прошениями, если не угрозами. Тутанхамон позволил себя уговорить; иначе он разочаровал бы многих.