Филип Гриффин - Королева легионов Афины

— Я… я помню, как наша армия последний раз отправлялась на континент. А ты? Помнишь, каким великолепием и гордостью лучились легионы, покидая родные земли? Мы все наблюдали за тем, как они уходили, как блестело их оружие, когда галеры одна за другой покидали безопасное укрытие белых утесов. — Ее глаза наполнились слезами. — Как же они мучились от стыда, когда возвратились несколько лет спустя! Их вернулась всего лишь горстка, все лошади были потеряны, оружия практически не осталось, на доспехах живого места не было… Тех, кто выжил, едва хватило для того, чтобы набрать новобранцев и обучить военному мастерству. Но все-таки удалось восстановить потерянные силы. А теперь посмотри на себя… — Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. — Вы — лучшая армия, которая когда-либо была в этой провинции.

Они оба с трудом улыбнулись, только улыбка Урсулы была совсем слабой. Она едва сдерживала слезы.

— За что мы прокляты на этом острове? Почему всякий раз, когда нам удается собрать сильную армию, такую, которой все начинают завидовать, которая сможет на деле защитить Британию, ее у нас отнимают? Почему у нас отбирают плоды самых тяжких наших трудов, чтобы возложить их на чужие столы, обеспечить чьи-то другие привилегии? Пусть галльские или любые другие, главное — эти люди не способны защитить самих себя. Почему Рим со своей коварной политикой… Почему Рим всегда отнимает у нас самое лучшее?

Констант обнял ее:

— Мы не станем жертвой римских политиков, дорогая. Мы более чем подготовлены для этой миссии и сможем сделать даже больше, чем рассчитывает император. Я надеюсь, что наша кампания будет самой удачной, что границы станут крепче, чем когда бы то ни было. Говорят, что некоторые из северных народов могли бы стать нашими надежными союзниками. Мы поселим самые цивилизованные из них вдоль границ империи, чтобы они служили для нее защитой и сдерживали вторжения извне. Других же мы отправим туда, откуда они пришли, или же выпроводим на те территории, где они не смогут причинить нам вреда. Своим примером, своими продуманными делами мы научим этих галльских бездельников организовывать собственную оборону. Галлия, Германия и Испания должны будут стать опорой для Британии, а не требовать помощи всякий раз при угрозе нападения и не ждать сложа руки, что мы придем и выполним за них грязную работу. Когда мы все это сделаем, а мы это обязательно сделаем, мы вернемся домой, в свои теплые дома, и будем доживать жизнь в мире, на своей земле, рядом с любимыми и близкими.

Она опустила голову ему на плечо. Его голос зазвучал тише, переливаясь теми самыми мягкими успокаивающими нотками, которые так часто ей снились. Она вслушивалась в его голос и в биение его сердца.

— Когда придет это время, а я надеюсь, что оно придет даже раньше, чем мы на это рассчитываем, тогда уже не нужны будут никакие походы, больше не будет войн. Воцарится мир, и только тогда мой долг будет исполнен. Я смогу посвятить себя своей собственной жизни, нашей с тобой жизни, нашей семье, нашему королевству. И в этой жизни я отвернусь ото всех богов, кроме Единственного Бога, который живет в наших сердцах. Я тебе обещаю.

Они слились в долгом нежном поцелуе, дыша как единое целое. Потом Урсула неожиданно его оттолкнула.

— Тем не менее это не извиняет твоего кровавого идолопоклонничества ! — Она сильно ударила его по руке. — Но с этим мы пока повременим! Пойдем… — Она взяла его под руку. — Нас ждет пир!

Они быстро пошли в сторону дворца, наполняя древние улочки Кориния смехом и влюбленным шепотом. Когда они свернули за угол, Урсула заметила тень Олеандры, скользнувшую позади них. Пожилая служанка подняла руку ко рту, чтобы скрыть улыбку.

Когда все наконец собрались, праздник пошел своим чередом. Дичь была аппетитной, и вино лилось рекой, и епископ Патроклий возрадовался настолько, что принялся петь. Гости из Рима, тоже распробовавшие напитки, присоединились к нему сочным многоголосьем. Все пребывали в расслабленном блаженстве. Константин, Констант, король Дионот и Конан внимательно слушали Моргана, который рассказывал о том, как обстоят дела на континенте. Лишь изредка кто-то из королей прерывал его рассказ каким-нибудь замечанием, и чаще всего вся группа отзывалась на это громким смехом.

Геронтиус, посаженный по другую сторону стола рядом с епископом Патроклием, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Урсула, сидевшая за отдельным столом рядом с женами высокопоставленных особ, тихо улыбалась, наблюдая за его попытками прислушаться к беседе, развернувшейся за столом Константина.

— Он как боров, которому невдомек, зачем нужен вертел! — прошептала Бриттола ей на ухо. Девушки сдержанно рассмеялись, стараясь все же не привлекать внимания. Бриттола успела успокоиться, прогулявшись с отцом. Похоже, она наслаждалась вечером, как ни в чем не бывало.

Вдруг из-за шпалер, отделявших обеденную залу от остальных помещений, до них донеслись гневные крики. Послышались звуки перепалки, топот ног, и шпалера внезапно откинулась.

— Прочь с дороги! Возвращайтесь на свою кухню и займитесь очагом! — В залу влетела Пинноса и остановилась перед головными столами. Она по-прежнему была одета в костюм для охоты и держала на плече молодого оленя, с мягкими еще рогами.

Смех и пение смолкли. Гости смотрели на Пинносу во все глаза, а некоторые римские вельможи и особенно их жены, даже с открытыми ртами.

— Прошу простить меня за опоздание, — с почтением обратилась она к королю Дионоту. — Мне лишь подумалось, что вам может понадобиться свежее мясо, чтобы восполнить ваши кладовые после такого роскошного пира. Сначала я искала огромного жирного вепря… но потом вспомнила, что у вас уже есть Геронтиус!

Все засмеялись, за исключением, конечно, Геронтиуса, который насупился, потупив взгляд в свой бокал.

Пинноса сбросила оленя на руки двух ближайших слуг. Затем, вытащив свой охотничий нож, отсекла один из рогов.

— Держи, Геронтиус! — Она пустила рог по столу по направлению к великану. — Это тебе. Судя по тому, что говорят рабыни при банях, тебе срочно нужна помощь! Любая!

Намек на сексуальную доблесть и афродизиаки заставил жен покраснеть, а мужей обрушиться настоящим шквалом хохота. О взаимной ненависти Геронтиуса и Пинносы были наслышаны почти все присутствующие, но сейчас римские вельможи сами получили возможность стать свидетелями ее проявления.

Пинноса угодила рогом прямо в тарелку и не сводила с Геронтиуса горящих ненавистью глаз.

Смех замолк. Геронтиус размахнулся и воткнул нож в стол с такой силой, что тарелка с устрицами подскочила и опрокинулась на колени епископа. Здоровяк медленно встал, развернулся и прорычал гортанным голосом с явным северным акцентом: