Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача)

— Это как раз то, что я люблю. Молоко и свежие яйца — вот чем я любила полакомиться в Шёнбрунне.

Внезапно сияющий и важный Ла Бри в великолепной ливрее, с салфеткой, перекинутой через руку, появился на пороге беседки, обвитой жасмином, прохлада которой, кажется, уже привлекла дофину.

— Ваше королевское высочество, завтрак подан! — провозгласил он с непередаваемым выражением спокойного благоговения.

— О, так я попала к волшебнику! — со смехом воскликнула принцесса.

Она почти бегом устремилась к благоухавшей беседке.

Обеспокоенный барон, забыв об этикете, оставил вельможу в черном и бросился вслед за принцессой.

Филипп и Андре обменивались удивленными и в еще большей степени тревожными взглядами.

Оказавшись под зелеными сводами, принцесса не смогла не выразить изумления.

Барон, шедший за ней следом, облегченно перевел дух.

Андре уронила руки с таким видом, точно спрашивала: «Господи, что все это значит?»

Юная дофина краем глаза наблюдала за этой пантомимой; ум ее был достаточно проницателен, чтобы проникнуть во все тайны, если только сердце уже не подсказывало ей разгадку.

В зарослях ломоноса и жасмина, которые оплели узловатые стволы и густые ветви жимолости, был накрыт продолговатый стол овальной формы, сверкавший белизной узорчатой скатерти и столовым серебром с позолотой.

Десять приборов ожидали столько же сотрапезников.

Их внимание прежде всего привлекло редкое сочетание изысканнейших кушаний.

Тут были экзотические фрукты в сахаре, варенья со всех уголков земли, бисквиты из Алеппо, мальтийские апельсины, лимоны и цитроны невиданных размеров; все это было разложено в огромных вазах. Благородные вина знаменитых на весь мир марок переливались, словно рубины и топазы, в четырех восхитительных графинах персидской работы.

Молоко, заказанное дофиной, было налито в кувшин золоченого серебра.

Принцесса оглянулась на хозяев и заметила, что их лица бледны и растерянны.

Придворные восхищались зрелищем, ни о чем не догадываясь, да и не пытаясь что-либо понять.

— Так вы меня ждали? — обратилась ее высочество к барону де Таверне.

— Я, ваше высочество? — пролепетал он.

— Ну да! За десять минут всего этого не приготовить, а я нахожусь у вас не более десяти минут, не так ли?

С этими словами она взглянула на Ла Бри, словно желая сказать: «Особенно если в распоряжении имеется один-единственный лакей».

— Ваше высочество! — отвечал барон. — Я в самом деле ожидал вашего прибытия, вернее, был о нем предупрежден.

Принцесса обернулась к Филиппу.

— Так, значит, господин Филипп успел вам написать? — спросила она.

— Нет, ваше высочество.

— Никто не знал, что я собираюсь у вас остановиться, даже я. Я скрывала это намерение от самой себя, не желая причинять вам беспокойства, которое я обычно вношу с собой. Я говорила об этом с вашим сыном сегодня ночью. С тех пор он находился при мне, отлучившись лишь час назад. Ему, вероятно, удалось опередить меня всего на несколько минут.

— Да, ваше высочество не больше чем на четверть часа.

— Значит, какая-нибудь добрая фея вам обо мне сообщила? Ваша крестная мать, мадемуазель? — с улыбкой прибавила принцесса, взглянув на Андре.

— Ваше высочество! — произнес барон, жестом приглашая принцессу за стол. — Об этой счастливой случайности нас уведомила не фея, а…

— Кто же? — спросила принцесса, видя, что барон колеблется.

— Клянусь честью, это был некий волшебник!

— Волшебник! Не может быть!

— Я ничего в этом не понимаю, потому что не интересуюсь магией, однако именно ему, сударыня, я обязан возможностью оказать вашему высочеству более или менее приличный прием, — признался барон.

— Так, значит, мы не можем ни к чему прикоснуться, — проговорила Мария Антуанетта, — потому что стоящее перед нами угощение — следствие колдовства. Его высокопреосвященство слишком поторопился, разрезав этот страсбурский пирог, — прибавила она, поворотясь к господину в черном, — мы, конечно, не станем его есть. А вы, моя дорогая, — обратилась она к фрейлине, — не пейте этого кипрского вина. Лучше последуйте моему примеру.

С этими словами дофина налила в золотой кубок воды из пузатого графина с узким горлышком.

— А ведь ее высочество права! — с испугом произнесла Андре.

Не имея понятия о том, что произошло накануне, Филипп дрожал от нетерпения и удивления, переводя взгляд с отца на сестру и пытаясь прочесть в их лицах то, о чем они сами едва догадывались.

— Это противоречит догмату веры, — сказала принцесса, — как бы господин кардинал не согрешил!

— Ваше высочество, — отвечал прелат. — Мы слишком близки к свету — я говорю о… князьях Церкви, чтобы верить в Божий гнев из-за еды; кроме того, мы слишком человеколюбивы, чтобы сжигать на костре любезных колдунов, которые нас так вкусно кормят.

— Не шутите, монсеньер, — произнес барон. — Могу поклясться, что человек, который все это приготовил, — настоящий колдун; примерно с час назад он мне предсказал прибытие ее высочества, а также приезд моего сына.

— С час назад, вы говорите? — переспросила принцесса.

— Да, самое большее.

— И вам хватило этого времени, чтобы накрыть такой стол, выставив фрукты со всех концов земли, приказав доставить вина из Токая, Констанцы, Кипра и Малаги? В таком случае вы еще больший колдун!

— Нет, ваше высочество, это все он.

— Как это он?

— Да, по его приказанию словно из-под земли появился накрытый стол, тот самый, за которым вы сидите!

— Поклянитесь! — потребовала принцесса.

— Клянусь честью! — вскричал барон.

— Да что вы? — совершенно серьезно воскликнул кардинал, отодвинув тарелку. — Я было подумал, что вы шутите.

— Нет, ваше высокопреосвященство.

— Так у вас живет колдун, настоящий колдун?

— Настоящий! Я не удивлюсь, если окажется, что золото на этих приборах — его работа.

— Так ему, верно, известна тайна философского камня! — вскричал кардинал, в глазах которого мелькнула алчность.

— Ах, как это было бы кстати для господина кардинала, — проговорила принцесса, — ведь он всю жизнь его ищет, и все без толку!

— Должен признаться вашему высочеству, — заметил кардинал, — что я не знаю ничего интереснее сверхъестественных вещей, ничего любопытнее вещей невозможных.

— А я, кажется, задела вас за живое, — проговорила принцесса, — у каждого великого человека есть свои тайны, особенно у дипломатов. Предупреждаю вас, что я чрезвычайно сильна в магии, я даже иногда угадываю вещи если не невозможные или сверхъестественные, то, по крайней мере, такие… в которые трудно поверить.

Это был, по-видимому, намек, понятный одному кардиналу: он смутился. Надобно заметить, что когда принцесса с ним заговорила, в ее глазах вспыхнул огонек, свидетельствовавший о бушевавшей в ее душе ярости.