Поль Феваль - Лондонские тайны

Войдя к себе в комнату, он приподнял в углу небольшой люк и кротко проговорил:

— Мое дитя! У ног твоих немного хлеба, поищи и найдешь. Господь да хранит тебя!

На Клару это произвело действие, которого совсем не ожидал Раулей. Набожная и склонная к мистицизму Клара приняла Раулея за голос свыше. Горько раскаиваясь в своем отчаянии, она бросилась на колени и стала молиться. Поев хлеба, она почувствовала себя подкрепленной и спокойно заснула. Когда она проснулась, то обнаружила себя на постели со спущенными занавесками, сквозь которые она видела свет и какого-то мужчину, сидевшего за книгой.

— О, Боже! Как я страдаю! — простонала она.

— Та, та, та… Страдать изволите! — усмехнулся Раулей, закрывая книгу. — Ну что ж? У нас свой доктор, да еще какой!

— Хлеба! Ради Бога, дайте хлеба.

— Та, та, та… Хлебца! Нельзя-с, хлеб очень дорог.

С лампой в руке Раулей подошел к постели. Клара закрыла глаза.

— А крепка! — усмехнулся Раулей.

Губы Клары посинели и она потеряла сознание.

— Ай, кризис! Позвать доктора.

Доктор Муре всю ночь не отходил от Клары.

— Что же теперь делать с ней? — спросил его Раулей.

— Необходимы новые припадки. Я очень доволен, этой ночью я получил драгоценные сведения.

— Перенеси ее опять в комнатку, Раулей, — продолжал он. — Ее будет клонить сон. Но по временам ты ее буди.

Для Клары началась новая пытка. Ей необходим был, после нервных припадков, крепкий, глубокий сон; но Раулей аккуратно, каждые десять минут, будил ее. Через три дня она была уже в состоянии, необходимом для опытов Муре. Ее крепкий организм совсем расстроился, но нервная восприимчивость, раздражаемая постоянным пробуждением ото сна, была близка к чисто эпилептическому состоянию.

Между тем болезнь Мери внезапно переменилась, что несказанно озадачило Муре. Не имея возможности ввергнуть Клару в каталептическое состояние, он оставил ее в полном распоряжении Раулея.

С Мери же Муре не знал, что делать.

— Ну что Клара? — спросил Муре.

— Нужно ковать железо, пока горячо, но оно уже начинает холодеть.

— Есть признаки?

— Да. А завтра будет новый — она умрет.

— Но жива еще?

— Как будто. Она в обмороке.

Муре схватил его за руку и тихо сказал:

— Поди, приготовь большой вольтов столб.

Раулей изумленно посмотрел на него.

В четыре часа Бембо разбудил маркиза Рио-Санто, спавшего в комнате Энджуса.

— Это ты, Бембо? — проговорил маркиз. — Ах, как я устал.

— Отдохните еще, маркиз. Дело поспеет и завтра. Оно велико.

Бембо говорил с искренним участием.

— Великое дело? — ласково переспросил Рио-Санто.

— Однако у тебя проницательный глаз, Бембо, как у ревнивой женщины. Никогда не расспрашиваешь, а угадываешь. Тебя и не видно, когда ты не нужен, а в опасности ты появляешься в одну минуту.

— Клянусь, — воскликнул Бембо, — что в том чувстве, которое заставляло наблюдать за вами, не было и тени простого любопытства.

— Разве я сомневаюсь? Я все слышал и все знаю. У тебя очень благородное сердце, Анджело.

Рио-Санто с чувством пожал ему руку.

— А ты счастливец, Анджело, — продолжал он. — Господь любит тебя. И у тебя нет кровавых воспоминаний…

Анджело с почтением слушал.

— О! — продолжал маркиз. — Не страшна мне смерть, но я не хочу умереть, не достигнув цели.

Он отвечал этими словами как бы на собственные мысли.

— Если бы кто другой, Анджело, знал только половину того, что знаешь ты, я убил бы его. Мои тайны — из тех, которые должны покоиться под могильным камнем. Но ты мой единственный друг.

— Благодарю, милорд, благодарю! — воскликнул Анджело с горячей признательностью. — Но ради Бога, дайте и мне долю в ваших опасностях. Не откажите просьбе. Я хочу или умереть, или победить вместе с вами!

— Синьор Анджело Бембо! — торжественно ответил маркиз. — Я недаром называю вас моим другом, вы пойдете со мной рядом.

Анджело с жаром поцеловал руку маркиза.

— Анджело, сегодня ты поедешь со мной, ты мне нужен. Позови Эреба.

Рио-Санто с трудом приподнялся с кресла, когда Анджело вышел, и подошел к постели Энджуса. Тот крепко спал. Маркиз смотрел на него, пока в соседней комнате не послышался шум.

Это был Эреб, маленький негр маркиза.

— Пить! — тихо сказал маркиз.

Эреб снял с шеи маленький ключик и отпер им небольшой резной ящик. Из него он вынул маленькую рюмочку и до половины опорожненный графин.

Налив в рюмку воды, он капнул туда две капли из графина: вода зашипела и приняла золотистый оттенок.

— Хорошо! Дай одеться, — приказал маркиз, принимая от него рюмку.

Выпив его содержимое, он ушел в соседнюю комнату. Когда Рио-Санто вышел оттуда, его нельзя было узнать: глаза горели ярким огнем, бледные щеки покрылись румянцем, стан выпрямился, поступь была тверда. Анджело смотрел на него с суеверным изумлением.

Через четверть часа карета маркиза подъехала к дому графини Дерби.

— Анджело, я скоро вернусь, — сказал маркиз.

Графиня Дерби была одна в комнате. Ее печальные мысли рассеялись, когда ей доложили о маркизе. Сначала она с радостью бросилась к двери, но потом ее вдруг объял ужас, ибо она вспомнила о том, что она открыла Персевалю. Быть может, она совершенно погубила этого человека, которого так любила.

В отчаянии она упала в кресло. Рио-Санто вошел и взял ее дрожавшую руку. Смущение леди Офелии передалось и ему. С беспокойством он посмотрел на хозяйку дома. Та не вынесла его взгляда. Рио-Санто нахмурился. Заметив, что она плакала, он холодно поцеловал ее и пошел к двери.

— Милорд! — вскрикнула она умоляющим голосом.

— Не уходите!

Рио-Санто остановился и вдруг нежно посмотрел на нее:

— Вы раскаиваетесь. Я верю, миледи. Вы хотели дорогой ценой искупить вашу нескромность.

— Ценою моей крови, милорд! — умоляла леди Офелия.

— Верю, бедная моя Офелия. Вы добры и любите меня… Я знаю, что ваше раскаяние искренно, но того, что сделано — не воротишь.

— Вы знаете все?

— Я ничего не знал, миледи, совсем ничего. Вы сами сказали мне все. Прежде вы встречали меня так весело, были так счастливы. А сегодня я вижу слезы!.. Но это большое несчастие, миледи.

— Как! Разве опасность угрожает вашей жизни?

— Моя жизнь! — грустно сказал маркиз. — Что моя жизнь? Разве не довольно Вебера?

Глаза графини мигом высохли.

— О, милорд! — вскрикнула она. — Я не хочу, не желаю понимать ваших слов!

— Однако вы их хорошо понимаете, миледи. Вашей нескромностью вы погубили не меня, но другого.

— О, сжальтесь, милорд! Умоляю вас, сжальтесь над ним!