Дэви Дэви - До самого неба

Шалаш раскрылся бутоном огромного цветка, а языки пламени взлетели, парили вокруг ярко-красными птицами…

Двигаясь быстрее и жестче, Уман Ик’Чиль сорвал ремешок, державший волосы Шанука, запустил пальцы в рассыпавшееся темное пламя, захватил, потянул назад. И юноша изогнулся, опершись руками, подался бедрами навстречу. Чтобы слиться ещё крепче…

Скоро… Уже скоро дух Уман Ик’Чиля перестал чувствовать оковы плоти. Долгожданный змей видений закружил его в танце и развернул перед ним свои кольца… Ицамна принял дар.

… Огонь и вода. Он был горяще-красным, как огонь. Как утренняя заря. Как священная кровь. Он восстал из воды навстречу темному небу. Протянул руки к тонкой серебряной дуге месяца. И сверкнуло огнем — прямо ему в руки. И разрезало небо пламенеющим ножом. Ударил ликующий грохот — обвалом великого множества камней. Спустился с небес огненный змей. Несущий жизнь. Несущий воду. Огонь и вода…

… Они лежали в изнеможении, освобожденные, возвращенные в маленький шалаш у реки… Шанук водил пальцами по груди Уман Ик’Чиля. А тот, глядя на юношу, гадал: встретил ли Шанук змея видений. И если встретил — что ему открылось… Но потом вспомнил. Важное. Луна. Знаки Луны сказали, что нет у него времени. То, что должно случиться, — не в новолуние, а раньше.

… Вскоре Шанук оделся, взял копье и лук.

— Рыба нет. Шанук надо кормить Чиль.

Как было бы хорошо отправиться вместе с ним на охоту. Уман Ик’Чилю хотелось посмотреть, как добывает зверя этот северный народ. Но времени нет. И к лучшему, что Шанук уходит…

Юноша уже выбрался, было, из шалаша, но вдруг вернулся, кинулся к Уман Ик’Чилю, посмотрел долгим серьезным взглядом. Потом решительно снял с себя бесценное ожерелье и надел на Уман Ик’Чиля.

— Это великий дар, Шанук, — благодарно произнес Уман Ик’Чиль. И, поскольку такой подарок не должен был остаться без ответа, снял с руки свой нефритовый браслет, отдал Шануку. Тот что-то говорил ещё на своём языке — Уман Ик’Чилю, огню…

А Уман Ик’Чиль всё думал о знаках Луны, он был уже мыслями в Чак’Баламе.

… Вверх по реке. Как он и ожидал, Кехчунха недалеко унесла его от потайного ручья. Скоро он увидел знакомые крутые пороги…

Он двигался быстро, с каждым шагом отдаляя от себя мысли о юном охотнике из северного племени. Позади, в шалаше у реки остались любопытные глаза, широкие скулы и простодушная улыбка. Трогательная восторженность и яростная ласка. Позади… Уман Ик’Чиль оставил всё это там же, где нашел, уйдя налегке. Он видел путь. Он поднимался по ступеням в небеса. Было лишь немного грустно. Оттого, что больше никто не посмотрит на него так… И ещё оттого, что не выполнил обещание — не поймал большую рыбу.

Обратный путь по желобу оказался несравнимо легче. На этот раз ползти надо было по течению ручья, а когда дорога изгибалась — теперь уже вниз — Уман Ик’Чиль просто отталкивался и скользил. Когда очутился снова в чаше колодца и поднялся к поверхности черной мутной воды, в Чак’Баламе была ночь, как он и рассчитывал. Он смотрел вверх — и видел тонкую серебряную дугу. В точности, как показал ему змей видений…

Народ Красного Ягуара спал. Но тихий всплеск в колодце, тем не менее, был тотчас услышан. Уман Ик’Чиль увидел, как склонился над колодцем темный силуэт. И услышал знакомый голос:

— Я знал, что ты придешь вовремя.

Это был Текум Таш. Он ждал, как и сказал. И всё держал наготове: веревки, чтобы вызволить Уман Ик’Чиля из глубокого колодца, ритуальную краску, прислужников.

Едва Уман Ик’Чиль оказался наверху, прислужники принялись наносить на него красную краску. А другие в тот же момент кинулись созывать людей, возвестить о великом событии: возвращении от богов доблестного накона.

— Ты отмечен Творцом. Теперь никто не станет в этом сомневаться, — говорил тем временем Текум Таш. — Ты вернулся сейчас, когда боги вот-вот явят свою милость.

Да. Теперь и Уман Ик’Чиль это чувствовал: воздух был тяжелым, густым. Каким бывает перед грозой…

Горожане толпами стекались к священному колодцу. Их прибывало всё больше и больше. И когда, наконец, стало казаться, что весь Чак’Балам собрался посмотреть на вернувшегося посланника — а возможно, так оно и было — Уман Ик’Чиль, в сопровождении брата и других жрецов двинулся к храму Ицамны. Процессия шла тем же путем, что не так давно от храма к колодцу. Когда Уман Ик’Чиля провожали с почестями в мир богов. И хоть теперь не было ни музыкантов, ни великолепных одежд, шествие выглядело намного более торжественным. Таким его делали светящиеся от благоговейного восторга лица горожан. Люди смотрели и видели: покрытый с ног до головы священным красным, сильный, гибкий и стремительный в движениях — будто сам Красный Ягуар, владыка сельвы, покровитель великого города, явился к ним сейчас…

… Они вышли на площадь перед храмом, приблизились к подножью пирамиды. Конечно же, халач винику уже сообщили о том, что произошло, и он ожидает наверху. Невозмутимый, величественный, как и полагается Верховному правителю. И ахав кан там… Уман Ик’Чиль ещё не может увидеть лица Верховного жреца, слишком далеко, но знает — тот сейчас тоже невозмутим, и ни один мускул не дрогнет. Хоть и знает, что должно случиться. Знает, что на этот раз его алчность потерпела поражение…

Легко взлетает по ступеням Уман Ик’Чиль. Затаив дыхание, любуется на него народ Чак’Балама, заполнивший площадь… Всё ближе храм наверху. И ахав кан, и халач виник — словно изваяния богов, замерли в ожидании.

И вот поднял Уман Ик’Чиль левую руку к небу, как полагалось, чтобы говорить. Но не успел и слова произнести из заготовленной для него Текум Ташем речи… Пробежал по небу сверкающий огненный змей — будто повинуясь руке Уман Ик’Чиля. И вслед грянул гром. И упали первые капли дождя. Боги явили милость — отдавали людям свою кровь. Сбылось. Теперь станет доброй земля и взойдет маис. Будет жить Чак’Балам.

Уман Ик’Чиль, не пряча улыбку, смотрел на ликующих внизу людей. Духом он был сейчас с ними — пел и плясал под дождем. Его город, его народ…

… Что же оставалось Верховному жрецу Яш’Чуну, кроме как славить громче всех достойного из достойных, вернувшего народу Красного Ягуара благосклонность богов и принесшего на земли Чак’Балама долгожданное избавление от засухи…

… Боги сказали своё слово. Халач виник — сказал своё. Уман Ик’Чиль стал правителем Кан’Кина, города, не столь давно завоеванного им. Где каждый камень помнит грозную поступь воинов Уман Ик’Чиля, помнит его славную победу…

Люди были довольны. И Уман Ик’Чиль был доволен, поскольку понимал: правление в самом богатом и влиятельном владении Чак’Балама делает его преемником Верховного правителя.