Александр Ян - Дело огня

И тут сверху раздался звук, который ни с чем не спутаешь: лязг мечей. И чтоб уж совсем все стало ясно, чей-то зычный голос прогремел в темноте:

— Здесь Синсэнгуми! Бросай оружие!

Определенно, определенно Асахина Ран не пришелся по нраву госпоже Инари — сразу и крепко…

Было больно. Тот, кто в эту эпоху носил имя Аоки Мицуёси, не сразу понял это. Ему давно не было больно, уже несколько сотен лет. Отзвуки чужой боли он ощущал, а ему самому никто не мог причинить вреда, — а вот сейчас поперек спины горел рубец. Непростой, видно, меч был у того высокого оборотня — недаром скользнуло по его лезвию голубым огнем. Дрогнули и разорвались, больно ударив, еще две нити. В гневе Аоки выпрямился, бросил меч и пошел обратно к окуномия. Остановился в густой тени, не доходя пары шагов до четы сторожевых каменных лис. С той стороны тории стояли двое, фигуры озарены мерцающим голубым огнем. Господин Аоки сморгнул, отделяя призрачное от явного, и обычным, смертным зрением уловил в ярком лунном свете двух юношей в светлых накидках с узором из «горная тропка», а рядом с ними еще людей. Сердце затопила ледяная ярость — это отбросы, эти оборванцы, как он мог принять их за божественных воителей? Он поднял руку ладонью вперед и толкнул воздух

Мир вокруг них колыхнулся, как отражение в пруду, ветки сливы дрогнули и застыли, а потом невысокий юноша нырнул навстречу. Волна ужаса остановила, даже свалила бы человека, в этом дайнагон был уверен. Его волну не удавалось преодолеть ни яростью, ни доблестью, ни… но навстречу ему летели не ярость или отвага, а… спокойное внимание служанки, заметившей пылинку на лакированной поверхности.

Аоки повернул руку, сделал шаг вперед. Что-то рыжее, с теплой кровью, брызнуло из-под ног. Он не упал, конечно же, не упал, не мог упасть, даже не потерял равновесия — только потратил лишнюю долю секунды, неважную в этом плотном мире, обычно не важную…

И еще прежде, чем (тройной выпад: плечо-плечо-горло!) сталь коснулась дайнагона, его обожгло болью еще раз, словно плеснуло в него по клинку слепящим солнечным светом.

Одинокая лисья тень на площадке одобрительно кивнула.

Люди в накидках цвета асаги набегали снизу, и Тэнкэну оставалось только броситься вверх по склону, петляя меж коленчатых бамбуковых стволов, кое-как перескакивая низкие кусты и проламываясь сквозь высокие. Он был одет в темное, погоня — в светлое, поэтому он видел их лучше, чем они его. Он надеялся потеряться там, где заросли погуще, броситься наземь и пропустить погоню вперед, но Синсэнгуми воспользовались численным превосходством и рассыпались веером, перерезав ему дорогу вниз и загоняя его к окуномия.

Этого нельзя было допустить. В тесном пространстве внутреннего святилища его неизбежно завалят числом — а ведь там тоже наверняка засада!

Так и есть — впереди кто-то отчаянно рубился. Асахина принял решение: развернуться, атаковать того, кто ближе и бежать вниз. Пока они сообразят, что случилось, пока развернутся…

Он нырнул в первое же попавшееся место потенистей и припал на колено, чтобы белеющее в темноте лицо не выдало раньше времени. Левой рукой зачерпнул земли, покусал язык, добывая из пересохшего рта немного слюны, и начал размазывать грязь по лицу. Кровь гудела в ушах, как храмовый колокол. Прямо на Асахину снизу бежал невысокий юноша в белой повязке командира. Асахина изготовился выхватить меч, как вдруг раздался крик боли справа и надсадный хрип слева. Оба звука Асахине были хорошо знакомы: так кричит тот, кого рубанули по руке или ноге, так хрипит тот, кому распороли грудь. Кто-то обрушился на поднимающихся снизу Синсэнгуми.

Тэнкэн выжил во множестве уличных стычек, потому что в бою ни азарт, ни страх не овладевали им полностью: он всегда сохранял хладнокровие, обычно чуждое людям его возраста. Двое в черном, ударившие на Синсэнгуми с флангов, были как-то подозрительно похожи на давешнего типа, что напал у озера. Еще с двумя такими же рубился у ворот окуномия какой-то «волк Мибу». Тэнкэн не собирался никого убивать сегодня — он и нападающего-то зарубил только спросонок, и если бы тот не схватился за оружие — дал бы ему уйти спокойно. Но в этой драке, кажется, у него союзников не было… Оставалось ждать, пока враги проредят друг друга и выскользнуть через образовавшуюся брешь.

Тут откуда-то с ограды окуномия спрыгнул еще один человек — ростом не выше Тэнкэна, одетый как каннуси. Вытянул руку перед собой, наступая на молодого командира. Чего хотел — непонятно, но Асахина вдруг почувствовал, как будто дрогнул весь мир. Словно натянутую ткань дернули за угол и пустили по ней волну.

От страха желудок подкатил к горлу. Но одетому в белое колдуну его чары не помогли: юноша в белой повязке нанес три удара, слившихся в один, и колдун повалился навзничь.

Асахина понял, что лучшего момента для бегства не будет, и прянул вперед, рассчитывая убить или ранить с первого удара. Он уже видел этого юношу в деле, и полагался больше на неожиданность, чем на свое искусство.

Не сложилось. Сталь ударила в сталь, в обороне молодой «волк Мибу» оказался не хуже, чем в атаке. Тот, что отбивался у ворот окуномия, покончил с обоими противниками, и бежал теперь сюда. Асахина понял, что пришло время умирать: в одиночку он как-нибудь выстоял бы против этого юноши, но два бойца такого уровня — это было слишком даже для него.

Он продолжал наступать, еще надеясь пробить оборону юного «волка» и бежать — как вдруг его противник зашелся кашлем, а с двух сторон к коридору тории выскочили черные тени…

— И что же было дальше? — холодно спросил командир.

— Он… прикрыл меня, — Окита сидел, не смея глаза поднять на Кондо, теребил складку хакама.

— Что-что он сделал?

— Прикрыл меня. Подставил свой меч под удар того, черного.

Все молча переглянулись. Сайто на вопросительный взгляд командира кивнул:

— Так и было. Одного нападающего взял на себя я, другого — Тэнкэн, если это был он.

— Вы хотите сказать, эти двое справились со всей первой десяткой? — уточнил Яманами.

Окита обреченно кивнул. Он знал Устав: если ты обнажил меч — убивай. Если твой противник ушел живым, наказание тебе — сэппуку. Внутренне Окита уже согласился с приговором и хотел попросить себе в напарники Сайто, у того верная рука.

— Не только с первой — с третьей тоже, — сказал будущий кайсяку [50] Кайсяку — секундант при совершении харакири, отрубающий голову самоубийце, чтобы прекратить его мучения. . — По правде говоря, мечники они так себе. Просто быстры не по-людски. Я из дыхания выбился, пока не давал тем двоим у ворот себя убить.

— Итак, вас связали боем, — подытожил Яманами. — А тем временем еще несколько человек подбежали и унесли труп Аоки?