Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей

– Спасибо, – сухо ответила Берта.

– Ты напрасно обижаешься, дорогая. Я просто не могу уделить тебе столько времени, сколько хотел бы. Не забывай – у меня много служебных обязанностей.

– Понимаю, – сдержанно кивнула молодая женщина.

Нет, жизнь сложилась не так, как хотелось Берте. Мужа она видела только за обедом и вечером, да и то не каждый день. Если бы не хлопоты с устройством нового жилья, она просто не знала бы, куда себя девать. И если бы не дон Эмилио Эрнандес.

Человек далеко не молодой, немного меланхоличный, дон Эмилио вначале пугал Берту старомодной изысканностью манер, его присутствие сковывало её. Но доктор так чутко улавливал все оттенки её настроения, умел так тактично переключать её мысли на другое, когда она была чем-то недовольна или опечалена, так всё хорошо знал, что вскоре стал для Берты незаменимым советчиком и чичероне.

Освободившись от забот по устройству дома, молодая женщина с удовольствием бродила по городу. Она научилась ощущать аромат его истории – ведь о каждом вновь увиденном памятнике старины дон Эмилио рассказывал так увлекательно! В его печальных глазах вспыхивала настоящая страсть, и мёртвые камни оживали, залы дворцов заполнялись призраками бывших их владельцев, на развалинах городского вала снова поднимались шестьдесят шесть башен двадцатиугольной Торе дель Оро – Золотой башни, построенной на Гвадалквивире. Сюда, как и в седую старину, приставали корабли, гружённые сокровищами испанских конкистадоров.

Вскоре Берта уже сама могла быть гидом. У Нунке выдалась свободная неделя, и она решила попробовать свои силы и проверить приобретённые знания.

– Дворцы Алькасар и Сан-Тельмо, библиотека Колумба, ратуша, университет, биржа, собор Пресвятой Девы… дорогая, неужели ты собираешься тащить меня туда? Всё это я видел, и, признаться, из всех сооружений, какими здесь гордятся, меня больше всего интересует цирк для боя быков. После мадридского он, кажется, второй по величине во всей Испании. Вот это настоящая экзотика, а не изъеденные временем дворцы. Обязательно пойдём с тобой на корриду! Я один раз был – незабываемое зрелище и незабываемое ощущение…

– Но ведь Алькасар построен маврами! Представляешь, когда это было? Его начали возводить ещё в двенадцатом веке! Аюнтамьендо – ратуша, о которой ты с таким пренебрежением говоришь, – это же здание пятнадцатого века, стиль раннего Ренессанса. В библиотеке Колумба, основанной его сыном, кроме массы редчайших книг, хранится около двух тысяч древних рукописей. Что же до кафедрального собора, то я просто очарована его величием и красотой. Он весь словно тянется к небу. А его колокольня, прославленная «Ла хиральда»! Знаешь, её перестроили из минарета, да и весь собор возведён на фундаменте маврской мечети в самом начале пятнадцатого века. Правда, потом кое-что расширили, достроили… Ну, давай пойдём сегодня хоть в собор! Когда играет орган на пять тысяч труб… Или когда смотришь на святого Антонио, кисти Мурильо… В 1812 году герцог Веллингтон пытался купить это полотно, предложив закрыть его золотыми монетами… Когда дон Эмилио рассказал мне об этом, я посмеялась над экстравагантностью герцога, но, увидев картину… Верно, будь я герцогиней, тоже не пожалела бы всего своего золота!

– Тогда я должен лицом к лицу встретить опасность, которая может разрушить наше благосостояние, – рассмеялся Нунке. – Что ж, пошли в собор!

Знаменитая картина Мурильо висела в правом алтаре храма. В этот день здесь, как обычно, толпилось немало туристов. Но Берте, привыкшей к этому, они не мешали. Она вся отдалась во власть любимого творения гениального мастера. И, как бывало всякий раз, сердце её нестерпимо забилось, словно и она приобщалась к чуду видения Антония Падуанского. Светозарное и впрямь неземное сияние освещает часть тёмной монастырской келии. Лучи проникли сюда не извне – их излучает тельце младенца Христа, по-человечески трогательного в своей земной наготе и безгранично величественного, благодаря силе проникновенного милосердия, которым дышит его личико. И другое лицо – самого Антония, который стоит на коленях. Высокое устремление духа, радостный восторг, экстаз полного самозабвения. Он, Антоний, живой, живее всех стоящих рядом с Бертой…

Рука Нунке легла на руку жены:

– Пойдём, Берта! Не стоять же нам здесь вечно.

– Мне кажется, что это не картина, а моё собственное видение.

– Тебя загипнотизировали золотые герцога Веллингтона. По мне, так ничего особенного. Живопись на религиозные темы оставляет меня совершенно равнодушным.

– Но ведь важна не тема, а исполнение. Здесь речь идёт о человеке с его вечным стремлением к идеалу… так мне кажется.

– Вот-вот, кажется. А ты погляди трезвыми глазами.

«Какие они разные с доном Эмилио! – грустно подумала Берта. – Тот весь перевоплощается, когда речь идёт о чём-то близком его романтической душе… А Иозеф… он всем своим существом прикован к земле, ко всему обыденному…»

Нунке не догадывался, что в этот день жена впервые посмотрела на него критически, и это было началом краха его семейной жизни.

«Он заботится лишь о карьере… для него на первом плане деньги… Какая самоуверенность при полной ограниченности!.. Вульгарная фамилия „Нунке“, которую он себе выбрал, подходит ему как нельзя лучше… И вообще, что это за таинственная работа, о которой он избегает говорить? Любовь для него лишь физиологический акт, не более… Он много ест – это противно!.. Красив ли он? Красивая вывеска над лавчонкой стандартных вещей… Ты когда-нибудь видела, чтобы он увлёкся книгой? Возможно, у него была и есть любовница – его ласки становятся нескромными… А эта привычка курить дома дешёвенькие сигары!..»

Изо дня в день отмечая про себя всё новые и новые недостатки мужа, Берта невольно сравнивала его со своим новым другом. «Как отлично дон Эмилио разбирается в живописи! Не напрасно в здешнем музее его встречают с таким уважением… У него утончённый вкус, а держится он как настоящий аристократ… Всё схватывает с полуслова, ибо сам тонко чувствует… Очевидно, дон Эмилио пережил какую-то личную драму, иначе его лицо не было бы так печально… Какие красивые у него глаза, какие тонкие черты! Седина на висках даже идёт ему… У Эмилио большая практика, но в основном в бедных кварталах – это говорит о добром сердце и пренебрежении к деньгам… Упаси боже заболеть! Иозеф тогда непременно обратится к дону Эмилио, а она ни за какие сокровища в мире…»

Поняв, что неравнодушна к дону Эмилио, Берта испугалась. Какой позор! Замужняя женщина… дочь таких солидных родителей… Надо положить конец прогулкам, пока она ещё властна над своими чувствами.

Под всяческими предлогами Берта стала избегать встреч с доктором вне дома, хотя, оставаясь одна в своём патио, отчаянно тосковала. Вечерние выходы вместе с Нунке в театр, в ресторан или к знакомым только раздражали её.