Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей

– Ещё бы! Так обработать! Только вот не пойму: вы нарочно дразнили его или действительно хотите вернуться в Россию?

– Может быть, раньше познакомимся?

– Охотно! Домантович, Михаил Данилович.

Сомов назвал себя.

– Вас интересует, действительно ли я решил вернуться? Обязательно!

– Ну и ну! Это всё равно, что самому полезть в петлю! Проще сделать это здесь. Меньше хлопот и моментальный эффект!

– А я собираюсь ещё пожить!

– Не пойму, честное слово, не пойму! Полное отсутствие всякой логики! Хотите пожить, а сознательно нарываетесь на опасность. Зачем?

– Там у меня жена, родители, а тут – никого!

– Да вы им и предсмертного поцелуя не пошлёте. Вас расстреляют в первый же день по приезде в Россию. Служба в немецкой армии – и с этим вы хотите вернуться домой?

– Но ведь это служба по принуждению! Меня, полурусского-полунемца, гитлеровцы силой взяли из лагеря военнопленных, чтобы напялить мундир солдата немецкой армии. И воевал я преимущественно на Западном фронте…

– Думаете, вам поверят? Не поверят, и проверять не станут. Если уж своих людей, вернувшихся из плена, посылают в лагеря… – Домантович безнадёжно махнул рукой и через минуту добавил: – Эх, что там ни говори, нам с вами возврата нет!

– А я рассчитываю на психологический момент, возразил Сомов. – Победа рождает у победителя великодушие. Особенно в первые часы после победы. Я не питаю иллюзий, что меня встретят с распростёртыми объятиями. Я виновен, и, конечно, меня накажут. Возможно, на несколько лет лишат свободы. Я даже уверен в этом. Но всё это лучше, чем всю жизнь мыкаться на чужбине.

– Почему мыкаться? Наш лагерь посещали представители различных благотворительных и иных обществ. Они обещают помощь, работу…

– Святая наивность!

– То вы слишком большой оптимист, то завзятый скептик!

– Нельзя мерить одной меркой различные вещи. А тут… Мне пришлось побывать в Париже, повидать эмигрантов, бежавших из России в начале революции. Им так же, как нам сейчас, обещали поддержку и приют. А чем кончилось? Бывшие графини моют посуду в ресторанах, великие князья служат лакеями. А ведь это же «элита» дореволюционного русского общества, по крайней мере, с точки зрения правящих классов тех стран, где они обрели убежище… Ради чего же цацкаться с нами? В лучшем случае загонят куда-либо на плантации или на шахты в Африку, например.

Сказанное Сомовым, очевидно, подействовало на Домантовича. Он впился глазами в листочек, на котором механически вычерчивал квадратики и треугольники, и рука его замерла.

– Ваша группа поголовно отказалась вернуться домой. Или есть такие, кто хочет вернуться, да боится сказать об этом?

Сомов внимательно следил за выражением лица собеседника, но тот, тряхнув головой, словно отгоняя печальные мысли, снова принялся упражняться в рисовании.

– В чужую душу не влезешь… – сказал он, помолчав минуту.

– А вы сами?

– Как говорится: рада бы душа в рай, да грехи не пускают.

– И большие грехи?

– Немалые! Перед тем как податься к Власову, я служил в харьковской полиции.

– Вон как!

– Понятно, приходилось принимать участие в различных акциях…

– Может быть, в карательных?

– Всякое бывало… Эх, что уж вспоминать! Лучше не будем об этом. Домой мне возврата нет. Вы знаете, где ваша кровать в казарме?

– Ничего не успел. Вы же видели, чем закончилась моя беседа с Протопоповым.

– Бурно, что и говорить! Пожалуй, лучше бы попридержать карты, а не раскрывать сразу, как сделали вы.

– Всё равно рано или поздно этот разговор состоялся бы. По крайней мере будет теперь знать: я не из тех, кто позволяет собой помыкать.

– Все это верно, но… Впрочем, на эту тему мы ещё поговорим. А сейчас пошли, я покажу вам койку. Здесь много свободных.

– Ожидается новое пополнение?

– Чёрт его знает! Нас здесь так содержат, что и носа из казармы не высунешь. Сами сейчас увидите.

Двор казармы, куда они вышли, напоминал большой каменный колодец. Его стенами служили четыре одинаковых пятиэтажных дома, составлявших единое архитектурное сооружение. С внешним миром двор соединялся лишь высокими воротами, обшитыми железом, а теперь крепко запертыми. Наглухо была закрыта и арка со стороны улицы, расположенная на северной стороне, прямо напротив ворот. В подъезд арки выходило несколько дверей, очевидно недавно и наспех сделанных.

На асфальтированном дворе не было ни деревца, ни кустика. Лишь в центре на маленькой круглой площадке, пестрели клумбы, над которыми зонтиком раскинулся туго натянутый тент.

– Место развлечений и отдыха? – улыбнувшись, спросил Сомов.

– Парильня! – скривился Домантович. – От казармы пышет жаром, сверху припекает, сунешься сюда днём – чувствуешь себя как карась на сковородке… Вон единственное место, где можно отдохнуть душой. – Он кивнул головой в сторону подъезда.

– А что там?

– Во-первых, и самое главное – небольшой бар. А вообще целый комбинат бытового обслуживания: лавчонка, парикмахерская, чистильщик обуви, он же сапожник.

– А вы неплохой чичероне.

– А я здесь на манер квартирмейстера. Сопровождаю всех новичков.

Комната, в которую Домантович привёл Сомова, производила странное впечатление. Большая и длинная, в два света: вверху, под самым потолком, четыре узких оконца напротив двери и два обычных окна на левой стене.

– Нечто вроде модернизированного каземата, пошутил Сомов.

– Там улица, – коротко пояснил Домантович, глазами указывая на окна-бойницы, и уже иным, деловым тоном спросил: – Вы хотите поближе к окну или подальше?

– Если можно, поближе, всё-таки воздух.

– Тогда занимайте вот эту – первую от входа. Вещи можете положить в тумбочку стола, он полностью в вашем распоряжении… А теперь отдыхайте…

Козырнув, Домантович вышел.

Теперь Сомов мог внимательно осмотреть свою новую обитель. Два ряда коек, выстроившихся вдоль стен, между ними маленькие однотумбовые столики, на каждом чернильница… Бельё и одеяла приличные… Остроумно: спинка кровати в ногах приспособлена под вешалку для одежды… В глубине комнаты у стены круглый стол, верно для общего пользования. Газеты. Несколько брошюр. И все, конечно, о прелестях «свободного мира». А вот и рассказы «беглецов с востока». Здесь думают не только о плоти, но и о духовной пище. Любопытно. Придётся просмотреть всё это… Но прежде всего надо привести в порядок собственные мысли. Удачно ли произошло его «приземление» в лагере бывших власовцев?

Тот, кто назвал себя Сомовым, придирчиво обдумывал каждый свой шаг, каждый поступок. Кажется, всё правильно. Даже лучше, чем можно было ожидать. Острая стычка с Протопоповым, безусловно, сыграет роль лакмусовой бумажки – поможет распознать расстановку сил, а главное, напасть на след человека, стремящегося вернуться в Советский Союз и, возможно, уже установившего связь с комиссией по репатриации. Вместе им будет легче обезвредить Протопопова, помешать осуществлению коварных замыслов Думбрайта, Нунке и тех, кто за ними стоит.