Хаджи-Мурат Мугуев - Три судьбы

— Ну, ладно, богоносцы… Молоко есть?

— Так точно, вашбродь, найдется. И хлебца прикажете?

— Прикажу, — согласился капитан. — Да вали все, что имеется. За все заплатим полностью. Так-то, юноша, — повернулся он к Клаусу, со вниманием и любопытством слушавшему его диалог с мужиками.

Никола лежал на спине, уставясь голубыми ясными глазами в такой же голубой и чистый небесный свод. Рядом с ним похрапывал Скиба. Пушки ухали не переставая. Их сочный грохот как будто приблизился.

Воздух вдруг затрясся, загрохотал тяжелый оглушительный взрыв, и саженях в тридцати от казаков взметнулся к небу черный дымный столб. Блеснул огонь, и тяжелые мокрые комья земли вместе со свистящими и завывающими осколками тяжело обдали полусонных казаков. Через секунду снова, вздымая к небу комья чернозема, разорвался второй снаряд. Кто-то охнул и застонал. Падая и пригибаясь к земле, пробежали артиллеристы, по полю заметались перепуганные кони…

— По коням! — раздалась команда.

Сонные казаки вскакивали в седло, другие метались по полю, ловя убегающих коней. Пулеметчики наметом скакали, уходя подальше от внезапно посыпавшихся снарядов. Несколько минут по полю в беспорядке носились перепуганные кони и люди, спеша к холмам, за которыми они были невидимы противнику. От хутора, огибая осыпаемое снарядами место, бежали пехотинцы, прячась в неглубоких ложбинках.

Со стороны Ельмута медленно полз бронепоезд красных, с которого, не переставая, трещали пулеметы и гулко ухали орудия.

Еле сдерживая горячившегося коня, Никола скакал рядом со Скибой.

Они уже миновали холмы и теперь почти в безопасности спешились в глубокой ложбине между двумя холмами. Из-за горы то и дело появлялись казаки, прятавшиеся от снарядов. Снаряды с ревом и свистом проносились над ними и бесполезно рвались где-то в степи. Почти вся сотня была в сборе. Есаул вместе с хорунжим заполз за холм, откуда в бинокль стал разглядывать широкую, разметавшуюся под холмами степь. Почти к самому хутору Коваля, где полчаса назад был отряд, медленно подошел бронепоезд, не останавливаясь, двумя орудийными выстрелами поджег экономию и так же медленно и лениво пополз дальше в сторону Великокняжеской, изредка, как бы нехотя, постреливая по сторонам. Клубы черного дыма кружились над экономией, ярко и весело горело сено, сложенное в стога, и длинные беспокойные языки пламени облизывали выцветшие от солнца амбары. Где-то в стороне, за холмами, ухнула раз и другой казачья пушка, и чуть поодаль от паровоза, взметая землю, разорвался снаряд. В ту же секунду бронепоезд вздрогнул и, задымив черной струей, дал задний ход и стал быстро отходить. Невидимые казачьи пушчонки преследовали его. С бронепоезда яростно огрызались. Постреляв минут пять, бронепоезд исчез за поворотом, и еще несколько секунд дым от его паровоза медленно таял и расходился за холмом.

В стороне по-прежнему бухали орудия, и их эхо гудело по долине.

— Видать, дюже бьются у станицы, — проговорил один из казаков, вслушиваясь в бесконечную, непрерывающуюся пулеметную трескотню.

Несколько запоздавших пуль, неведомо откуда пущенных, с жалобным свистом прорезали воздух.

— Полетела сдыхать, — пошутил вслед низко прожужжавшей пуле Бунчук.

— Пошла шукать доли…

— Або крови, — добавил другой.

Это была последняя пуля, и через минуту степь снова погрузилась в тишину. Порывистый ветерок набегал на курганы.

— По коням! — скомандовал есаул.

Казаки лениво поднялись с мягкой сыроватой земли и не спеша спустились в ложбину, где прятались коноводы.

— Са-а-дись! — снова пропел командир, и черные фигуры повскакали на коней.

Сотня, ускоряя шаг, поднялась на курган и быстро спустилась к покинутому хутору. Пушки бухали по холмам, звук их становился все глуше и удалялся в сторону Кривой Музги.

Неожиданный налет бронепоезда должен был, видимо, задержать наступавшие колонны белых, чтобы дать возможность красной пехоте отойти к Кривой Музге.

Сотня, не задерживаясь, продолжала путь.

Красные отступали, и казаки шли по их следам. Прикрывавший отступление бронепоезд, беспрестанно огрызаясь горячим свинцом, безнаказанно вертелся под выстрелами казачьих батарей. Обе стороны, уставшие от долгого похода и боев, стреляли больше для острастки, и только орудия вели между собой серьезную перебранку, посылая друг в друга звенящие и завывающие тяжелые трех- и шестидюймовые снаряды. Кое-где по полю гнали пленных красноармейцев. Казаки почти донага раздевали пленных, снимали с них новенькую амуницию и крепкие солдатские сапоги.

— Ось, бачите, яки цветочки в поле засветились, — засмеялся вахмистр, указывая на красноармейцев, которых конвоировали казаки.

Солнце сильно палило, и только прохладный степной ветерок освежал истомившихся за день усталых людей.

— Куда гоните? — спросил есаул пехотного офицера, кивком показав на сбившихся в кучу, истерзанных красноармейцев.

— В штаб генерала Покровского, господин капитан, — ответил офицер и, многозначительно улыбнувшись, добавил: — В гости.

Пленные, подгоняемые казаками, прошли мимо сотни.

— Эх ты господи, — снизив голос, сказал Скиба, — вот тебе и свои… Погнали ровно стадо с выгона.

Казаки ничего не ответили, сумрачно глядя вслед удалявшейся толпе.

Казаки отобедали, похлебав жидкого супа, наскоро сваренного пришедшей из обоза кухней. Утомленные дневным боем и тяжелым переходом, люди с наслаждением, отдыхали. Солнце уже уходило на покой, и вечерняя прохлада ласкала усталых людей. Кони с хрустом разгрызали свежий ядреный ячмень, в изобилии найденный в полусгоревших амбарах экономии. Невдалеке, верстах в трех от сотни, расположился штаб отряда, левый фланг которого должны были охранять отдыхавшие казаки.

Никола уютно примостился на земле, подоткнув под себя разостланную бурку и положив голову на мягкие подушки седла. Рядом с ним лежал Скиба. Отдохнувшие казаки полукругом уселись возле и, покуривая, перебрасывались словами.

— Теперь бы домой, поработать охота, — мечтательно сказал Никола, — дома небось и вишня зацвела.

— А ты, Никола, сыми с себя голову, спрячь ее за пазуху, целей будет, да и вали домой. Ночь-то темна, дорога черна, а ты иди да щупай, тут ли она, — скороговоркой посоветовал Скиба.

Казаки засмеялись.

— А ну тебя, — заливаясь добродушным смехом, махнул рукой больше всех довольный Никола.

Каждая частица его тела отдыхала после утомительной езды, и теперь ему хотелось без конца лежать вот так и сквозь сон слушать довольные голоса казаков.

— Ну-к, що ж, ну служил, так то ж я по мобилизации, — доходит до дремлющего Николы голос Скибы, — всех забирали, ну, взяли и меня.