Юлия Белова - «Бог, король и дамы!»

— Да, шевалье, вы вовремя вспомнили, к какому дому принадлежите, — кивнул Броссар и в его голосе промелькнул холодок. — Именно поэтому я и хочу, чтобы вы подумали. Давать подобные обязательства совершенно незнакомому человеку — более, чем неосторожно. Что вы знаете о шевалье де Бретее? Полагаю, что ничего. Вы даже не знаете, к какому лагерю этот дворянин принадлежит.

— Но, господин де Броссар… — Мишель вновь растерялся, чувствуя какое-то несоответствие в словах воспитателя. — Вы же сами говорили, что шевалье де Бретей благородный человек.

— Можно быть благородным человеком и при этом вашим врагом, — пояснил Броссар. — Не надо полагать своих врагов исчадием ада. У вашей семьи очень много недоброжелателей и среди них немало самых благородных людей. Поэтому подумайте еще раз. Сейчас это обязательство еще не стало обязательством в полном смысле этого слова. Даже когда вы запечатаете письмо — вы всегда сможете передумать и бросить его в огонь. Но стоит вам отдать письмо в руки гонца, как ваше обещание превратится в торжественную клятву, и вам придется держать ее, чего бы вам это не стоило. И поверьте, подобное обязательство способно создать вам множество трудностей. Спросите себя: стоит ли напрашиваться на неприятности и не проще ли ограничиться простой благодарностью, ничем, конечно, не погрешив против вежливости и правил хорошего тона?

Юный граф с минуту смотрел на воспитателя, затем торопливо запечатал письмо и кликнул лакея. Шевалье Мишель не боялся трудностей и опасностей. Вернее, в силу своего возраста не очень-то верил в их существование. Зато как и каждый юный шевалье очень боялся прослыть трусом.

Как только лакей скрылся за дверью, а шевалье Мишель, весьма довольный собой, посмотрел на воспитателя, господин де Броссар задумчиво произнес:

— Когда бросаешь в воду камень, по воде идут круги.

— Но потом исчезают, — беззаботно промолвил Мишель.

— Но камень то остается, — прошептал воспитатель. Мысль показалась ему не лишенной красоты и шевалье решил, что ее стоит записать. Но сначала надо было покончить с делом.

— Ну, что ж, шевалье, будем считать, что вам повезло. Насколько мне известно, господин де Бретей не принадлежит ни к одной партии. — Граф де Бар выпучил глаза, в который уже раз за последние дни чувствуя, что ничего не понимает. — А вы что же, шевалье, думали, что я не навел справки об этом дворянине? — де Броссар насмешливо приподнял бровь. — Ваша матушка просила меня заботиться о вашем благополучии, и было бы странно полагать, что я мог пройти мимо подобного человека, не поинтересовавшись, кто он и что он. Вы можете быть абсолютно спокойны. Шевалье де Бретей не интересуется ничем, кроме нарядов, охоты, танцев, стихов Ронсара и изящных безделушек — тут у вас много общего…

— Я еще рисую, — насупился Мишель.

— Замечательно, — одобрил Броссар. — Значит, у вас есть все возможности стать друзьями. Вы рисуете, шевалье де Бретей сочиняет стихи — что еще нужно для начала дружбы?

— Но…

— Вы хотите сказать, что этот шевалье старше вас на восемь лет? — переспросил воспитатель. — Это не страшно, со временем подобная разница в возрасте станет незаметной. Видите ли, молодой человек, мы живем в такое время, когда не всегда можно довериться даже родственникам. Зато на друзей можно положиться всегда. Если вам удастся найти друга, вы с полным правом сможете сказать, что преуспели в жизни.

— Господин де Бретей весьма достойный шевалье, — осторожно согласился Мишель, — но он мне не очень нравится. Он ужасный хвастун.

Броссар рассмеялся.

— Я же говорил, шевалье, у вас много общего.

Выпустив эту парфянскую стрелу, воспитатель неспешно удалился, предоставив воспитаннику возможность в одиночестве размышлять над всем увиденным, услышанным и сделанным за день.

Что бы ни говорил Франсуа де Гиз, как бы не ворчал при каждой встрече с племянником, через три дня юный граф был представлен ко двору. Строгая и грозная крепость с севера и востока, новомодный дворец с юга и запада, наружные крепостные стены, толстые башни, роскошное внутреннее убранство — Лувр ослепил Мишеля де Бар, и юноша примолк, как и при первой встрече с Парижем. Шевалье де Броссар с обычной обстоятельностью рассказывал, как еще недавно Лувр хранил древний облик времен Карла V и лишь Франциск I пожелал перестроить королевскую резиденцию в соответствии с новейшими веяниями времени.

Слушая пространный рассказ воспитателя, Мишель постепенно успокаивался и потому предстал перед их величествами, не страдая от излишней робости. И все-таки хилый семнадцатилетний король показался мальчику почти богом, а восемнадцатилетняя кузина, королева Мария Стюарт, почти богиней. Чтобы быть признанными небожителями без всякого изъяна, королю Франциску II мешал вялый и сонный взгляд, а королеве Марии — изрядный рост. Мишель де Бар решительно не мог понять, как можно влюбиться в подобную дылду.

Только королева-мать Екатерина Медичи во вдовьем платье без единого украшения и в черном чепчике аттифе, таким же, как у его матушки, с огромными грустными глазами и изящными руками показалась юному шевалье совершенством. Она так ласково ободрила графа де Бар, так проникновенно поведала ему о предстоящей учебе, что Мишель готов был бежать на уроки немедленно. В то же время король Франциск что-то вяло бормотал о необходимости пообедать, а королева Мария беспрестанно трещала о доброте и государственной мудрости дядюшки Гиза, об охоте, танцах и о том, что в своей провинциальной глуши кузен даже не догадывался о столичных развлечениях. Нет, Мишель де Бар совсем не так представлял себе величие французских королей!

Знакомство с кузенами-принцами также несколько разочаровало шевалье. Александр де Валуа был на год младше Анри де Гиза, а принц Беарнский оказался малышом неполных семи лет. Граф де Бар не понимал, как можно обучаться вместе с такими малявками. Мальчик, правда, предположил, что для него подобное обучение вряд ли будет трудным, и от души посочувствовал родственникам, которым придется состязаться с таким разумным и образованным шевалье, как он.

Должно быть, сочувствие слишком явно отразилось на лице графа, потому что маленький принц Беарнский, до этого с некоторой робостью разглядывавший большого двоюродного брата, приободрился и с интересом спросил:

— Барруа — это где?

— А, это у нас в Лотарингии, — ответил принц де Жуанвиль раньше, чем Мишель успел открыть рот. Юный граф нахмурился. В вопросе наследника Наваррского престола не было желания оскорбить, но в ответе кузена мальчику послышалось пренебрежение.