Юлия Белова - «Бог, король и дамы!»

Его сиятельство не смущали споры и он не собирался останавливаться на полпути. Короля Наваррского Жорж-Мишель уверял, будто война в Нидерландах принесет Франции долгожданный мир. Герцога Анжуйского просил помнить, что скоро у него будет две короны и, следовательно, он должен успокоиться и не мешать другу завоевывать свою. Когда же Генрих непонимающе уставился на кузена, шевалье пояснил, что по сообщениям Мирона король Карл кашляет кровью и, значит, вряд ли долго заживется на этом свете. А герцога де Гиза Жорж-Мишель и вовсе послал к черту, коль скоро у того не хватало ума присоединиться к походу и округлить свои владения за счет испанского короля.

Вряд ли стоит удивляться, что подготовка к Нидерландской компании отнимала у Жоржа-Мишеля так много времени, что он упустил появление при дворе новой звезды, точнее, первоначально не счел нужным обращать на нее внимание. Причин для подобного равнодушия было две. Первой и главной стала досада шевалье, не заметившего появление очаровательного цветка по соседству с собственными владениями. Второй — придворная молва, упорно твердившая, будто Соланж де Сен-Жиль из Азе-ле-Ридо хороша собой, но на редкость глупа. Правда Анри де Бурбон говорил о кузине с нескрываемым восхищением, но граф де Лош отнес это за счет пристрастия двоюродного брата к пастушкам, которых, судя по всему, и напомнила принцу провинциалка.

Очаровывать пастушек, полагал шевалье Жорж-Мишель, дело простое и потому скучное. Да и расстраивать кузена, отнимая у него подружку, было нехорошо. Впрочем через пару недель после начала празднеств, его сиятельство сообразил, что был не совсем прав, а кузен с малышкой оказались еще более бесхитростными, чем можно было предполагать — во всяком случае прежде шевалье не приходилось встречать при дворе невинных девочек.

Соланж де Сен-Жиль, о которой так много судачили при дворе, было четырнадцать лет и она только что покинула монастырь. Господин де Сен-Жиль немало передумал, прежде чем отправить девочку в обитель. Так уж сложились обстоятельства, но ни Антуан, ни его супруга не получили сколько-нибудь приличного образования и потому желали дать своей дочери все то, чего сами были лишены. Но даже не это соображение заставило полковника отослать Соланж из дома. Гражданская война то и дело подходила к берегам Луары и Эндра, а господин де Сен-Жиль был слишком опытным военным, чтобы не понять, что Азе-ле-Ридо является не очень надежной защитой от боевых действий.

Монастырь сестер-августинок в Шиноне был знаменит на всю Турень не только школой для девочек из благородных семей, но и надежными стенами, превосходящими даже стены первого монастыря Франции Фонтевро и способными выдержать самый жестокий штурм. А уж расположение Шинона и его укрепления делали для армий бессмысленной даже попытку приблизиться к городу.

Когда полковник первый раз явился в монастырь для свидания с дочерью, он был поражен, обнаружив, что должен разговаривать с девятилетней девочкой через две толстенные решетки, но досада, что ему не удастся обнять дочь, быстро прошла, когда почтенный дворянин сообразил, что и врагам не добраться для его сокровища. Таким образом маленькая Соланж осталась в монастыре, не покидая его даже на время каникул, и могла видеть родителей лишь два раза в году, как предписывал устав монастырской школы.

В делах воспитания благородных девиц сестры-августинки придерживались строгих правил, и девочек с утра до вечера учили хорошим манерам, умению вести хозяйство, врачевать раны, молиться и вышивать. К счастью для воспитанниц, монахини никогда не забывали, что девочкам предстоит вести светский образ жизни, поэтому немало времени отводили на обучение пансионерок танцам, французской истории, новым и древним языкам, пению и умению играть на лютне и спинете. А еще девочкам внушали страх и почтение к их будущим мужьям.

— Долг каждой девицы, — строго вещала сестра Ада, долговязая горбоносая монахиня, которой по мнению девочек с самого рождения было полсотни лет, — выйти замуж. Долг каждой дамы — подарить супругу не менее трех детей! И запомните, Всевышний создал Еву из самой незначительной кости Адама, дабы жена была покорной служанкой мужа. Обязанность жены — подчиняться супругу и выполнять любые его прихоти! Вы слышите, негодные девчонки? Любые!

«Негодные девчонки» были бы рады посмеяться над наставлениями сестры Ады, но предпочитали делать это, когда монахини не было рядом — в гневе главная школьная наставница была воистину страшна. Ходили слухи, что когда-то она не смогла выйти замуж и с горя удалилась в монастырь. Ученицы не видели в этом ничего странного. Сутулая, с маленькими желтыми глазками, большим кривым ртом, горбатым носом и привычкой при ходьбе выставлять вперед одно плечо и ставить носки внутрь наставница вряд ли могла вызвать симпатию. Говорили, будто даже знатное происхождение и огромное приданное не помогли несчастной, и потому сестра Ада испытывала неприязнь к ученицам, обладавшим хоть какой-то миловидностью, и ненавидела всех, кто уже был обручен.

Как и другие воспитанницы Соланж быстро поняла, что от сестры Ады надо держаться как можно дальше и тогда жизнь в школе будет сносной. А потом у юной мадмуазель появились подруги и она вовсе перестала думать о строгой наставнице. Девочки учились, играли в монастырском саду, потихоньку от сестры Ады читали стихи и рыцарские романы, которые им тайком передавали послушницы, и придумывали тысячи проказ. Соланж даже опомниться не успела, как минуло пять лет, а потом родители забрали девочку из монастыря, сообщив, что ей предстоит отправиться ко двору.

Господа де Сен-Жиль не знали, кому именно пришло в голову, что они и в особенности их дочь Соланж являются символом единения католического севера и протестантского Юга, но прослышали, что идея очень понравилась королю. Что еще больше привлекало Карла IX, так это то, что в счастливой судьбе сеньоров Азе-ле-Ридо важную роль играли как бабка жениха, так и дед невесты, и потому присутствие Соланж на свадебных торжествах должно было напоминать, сколь удачным бывает супружеское единение представителей двух враждебных религиозных лагерей. А прославление прекрасной и высокоученой сестры Франциска I Маргариты, отданной в свое время за наваррского короля, должно было прославлять нынешнюю Маргариту, не менее прекрасную, не менее образованную, точно так же увлекавшуюся литературой, и которой точно так же предстояло вступить на наваррский престол.

В общем, приказ короля, а главное, королевы-матери был ясен, и супруги де Сен-Жиль с дочерью отправились в Блуа, где должны были начаться свадебные торжества, и где Соланж предстояло изображать античную нимфу и читать в присутствии двора, жениха и невесты латинские и французские стихи, восхвалявшие августейшую чету. Облаченная в странное платье, оставлявшее открытыми руки и ноги ниже колен, Соланж испытывала страшную неловкость под взглядами сотен и сотен гостей. Когда же девочка произнесла стансы, превозносившие целомудрие и чистоту невесты, среди придворных послышались громкие смешки, а Соланж совсем смутилась, не понимая, что она сделала не так.