Александр Дюма - Анж Питу

Это было простое рукопожатие, но Андре первой спустилась вниз и была первой, кого увидел и коснулся Шарни.

Королева подвела детей к королю, чтобы он поцеловал их, и дофин, увидев на шляпе отца новую кокарду, на которую факелы бросали кровавый отсвет, с детским удивлением закричал:

— Смотрите, отец! Что это с вашей кокардой, на ней кровь?

Это была красная полоса на национальной кокарде.

Королева посмотрела и тоже вскрикнула.

Король наклонился поцеловать дочь; на самом деле он хотел скрыть стыд.

Мария Антуанетта с глубоким отвращением сорвала эту кокарду, не думая о том, что ранит в самое сердце народ, который может однажды отомстить ей за дворянскую спесь.

— Бросьте это, сударь, бросьте, — сказала она.

И она швырнула кокарду на ступени, и все, кто провожал короля в его покои, прошли по ней.

Такая странная перемена в образе мыслей короля заглушила в Марии Антуанетте весь супружеский восторг. Она незаметно поискала глазами г-на де Шарни, державшегося в стороне, как положено солдату.

— Благодарю вас, сударь, — сказала она ему, когда он после секундного колебания поднял на нее глаза и их взгляды встретились, — благодарю вас, вы достойно сдержали слово.

— С кем это вы говорите? — спросил король.

— С господином де Шарни, — храбро ответила она.

— Да, бедный Шарни, ему было очень нелегко пробраться ко мне. А кстати… что-то я не вижу Жильбера? — прибавил он.

Королева, усвоившая вечерний урок, поспешила переменить разговор:

— Государь, пожалуйте к столу. Господин де Шарни, — обратилась она к графу, — разыщите госпожу графиню де Шарни и приходите вдвоем. Поужинаем в тесном кругу.

Она сказала это по-королевски. Но она невольно вздохнула, увидев, как грустный Шарни тотчас повеселел.

Бийо купался в блаженстве.

Он взял Бастилию; он вернул свободу Жильберу; он был замечен Лафайетом, обращавшимся к нему по имени.

Наконец, он видел похороны Фуллона.

Немногие в ту эпоху снискали такую ненависть, как Фуллон; только один человек и мог с ним соперничать — его зять г-н Бертье де Савиньи.

Обоим повезло на следующий день после взятия Бастилии.

Фуллон умер, а Бертье сбежал.

Всеобщую неприязнь к Фуллону довершило то, что после отставки Неккера он согласился занять место «добродетельного женевца», как называли Неккера, и три дня пробыл министром финансов.

Поэтому на его похоронах так весело пели и плясали.

У кого-то даже появилась мысль вынуть труп из гроба и повесить; но Бийо, взобравшись на каменную тумбу, произнес речь об уважении к покойникам, и катафалк продолжал свой путь.

Что касается Питу, он перешел в разряд героев.

Питу стал другом г-на Эли и г-на Юлена, которые удостаивали его чести исполнять их поручения.

Кроме того, он был доверенным лицом Бийо, того Бийо, который, как мы уже сказали, был отмечен Лафайетом и которому за его могучие плечи и геркулесовы кулаки Лафайет доверял иногда охрану своей безопасности.

После путешествия короля в Париж Жильбер, благодаря Неккеру познакомившийся с вождями Национального собрания и ратуши, неустанно пестовал юную революцию.

Теперь ему было решительно не до Бийо и Питу, и они, оставшись без присмотра, со всем пылом устремились на собрания, где третье сословие обсуждало вопросы высокой политики.

Наконец однажды, после того как Бийо битых три часа излагал выборщикам свои мнения о наилучших способах снабжения Парижа продовольствием и, устав от собственных речей, но в глубине души радуясь, что говорил как настоящий трибун, с наслаждением отдыхал под монотонный гул чужих выступлений, стараясь не слушать их, прибежал Питу, ужом проскользнул в зал заседаний ратуши и взволнованным голосом, вовсе не похожим на обычный его рассудительный тон, воскликнул:

— О, господин Бийо! Дорогой господин Бийо!

— Ну что там еще?

— Важная новость!

— Хорошая новость?

— Потрясающая новость.

— Какая же?

— Вы ведь знаете, я пошел в клуб Добродетельных, что у заставы Фонтенбло.

— И что же?

— Так вот! Там говорили совершенно невероятные вещи.

— Какие?

— Оказывается, этот негодяй Фуллон только притворился мертвецом и сделал вид, что его похоронили.

— Как притворился мертвецом? Как сделал вид, что его похоронили? Он, черт возьми, в самом деле мертв, я сам видел, как его хоронили.

— А вот и нет, господин Бийо, он живехонек.

— Живехонек?

— Как мы с вами.

— Ты сошел с ума!

— Дорогой господин Бийо, я не сошел с ума. Изменник Фуллон, враг народа, пиявка, сосущая кровь Франции, грабитель, не умер.

— Но я же говорю тебе, что он умер от апоплексического удара, я повторяю тебе, что был на его похоронах и даже не дал вытащить его из гроба и повесить.

— А я его только что видел живым!

— Ты?

— Вот как вас вижу, господин Бийо. Похоже, умер кто-то из его слуг, и негодяй велел похоронить его как дворянина. О, все открылось; он это сделал, боясь мести народа.

— Расскажи все по порядку, Питу.

— Давайте-ка выйдем в вестибюль, господин Бийо, там нам будет свободнее.

Они вышли из зала и дошли до вестибюля.

— Прежде всего, — сказал Питу, — надо узнать, здесь ли господин Байи?

— Будь спокоен, он здесь.

— Хорошо. Итак, я был в клубе Добродетельных, где слушал речь одного патриота. И знаете, он говорил по-французски с ошибками! Сразу видно, что он не был учеником аббата Фортье.

— Продолжай, — сказал Бийо, — ты прекрасно знаешь, что можно быть патриотом и не уметь ни читать, ни писать.

— Это верно, — согласился Питу. — И тут вдруг вбежал запыхавшийся человек с криком: «Победа, победа! Фуллон не умер, Фуллон жив: я его обнаружил, я его нашел!». Все отнеслись к этому, как вы, папаша Бийо, никто не хотел верить. Одни говорили: «Как, Фуллон?» — «Ну да». Другие говорили: «Полноте!» — «Вот вам и полноте». Третьи говорили: «Ну, раз уж ты такой прыткий, нашел бы заодно и его зятя Бертье».

— Бертье! — вскричал Бийо.

— Да, Бертье де Савиньи, вы ведь его знаете, это наш компьенский интендант, друг господина Изидора де Шарни.

— Конечно, тот, который всегда так груб со всеми и так любезен с Катрин.

— Он самый, — ответил Питу, — ужасный обирала, еще одна пиявка, сосущая кровь французского народа, изверг рода человеческого, «позор цивилизованного мира», как говорит добродетельный Лустало.

— Дальше, дальше! — требовал Бийо.

— Ваша правда, — сказал Питу, — ad eventum festina, что означает, дорогой господин Бийо, «спеши к конечной цели». Так вот, я продолжаю: этот человек вбегает в клуб Добродетельных и кричит: «Я нашел Фуллона, я его нашел!». Поднялся страшный шум.

— Он ошибся! — прервал крепколобый Бийо.

— Он не ошибся, я сам видел Фуллона.