Александр Дюма - Анж Питу

Через день Питу повторил свой опыт: удача снова улыбнулась ему; более того, он поймал уже не двух, а целых трех кроликов.

Две тушки отправились в трактир «Золотой шар», третья — в дом священника. Тетушка Анжелика не упускала случая задобрить аббата Фортье, который со своей стороны всегда напоминал о ее добродетелях благотворителям из числа своих прихожан.

Дела шли таким чередом три или четыре месяца подряд. Тетушка Анжелика была в восторге; Питу находил положение сносным. Он вел в Виллер-Котре почти такую же жизнь, как в Арамоне, разве что здесь его существование не скрашивала материнская любовь. Однако неожиданное обстоятельство, которое, впрочем, вполне можно было предвидеть, развеяло иллюзии тетушки и прервало лесные экспедиции племянника.

Из Нью-Йорка пришло письмо от доктора Жильбера. Ступив на американский берег, путешественник-философ не забыл своего малолетнего подопечного. Он осведомлялся у метра Нике, соблюдаются ли поставленные им условия, и требовал либо немедленного исполнения договора — в том случае, если он до сих пор не выполнен, либо его расторжения — в том случае, если никто и не собирается его выполнять.

Положение возникло нешуточное. На карту была поставлена репутация нотариуса; он немедля явился к тетушке Питу с письмом доктора в руках и потребовал выполнить обещание.

Отступать старой деве было некуда: вид Питу опровергал все ссылки на его слабое здоровье. Он был высок и тощ, но деревья в лесу тоже высоки и тощи, что не мешает им пребывать в самом добром здравии.

Мадемуазель Анжелика попросила неделю на размышления, с тем чтобы выбрать для племянника ремесло.

Питу был так же печален, как и его тетка. Его образ жизни казался ему превосходным, и другого он не желал.

В эту неделю обоим было не до лужиц и не до браконьерства; к тому же стояла зима, а зимой птицы пьют где попало; кроме того, только что выпал снег, и мальчик не осмеливался ставить силки. Снег хранит следы подошв, а Питу обладал парой таких ступней, что папаша Лаженес меньше чем через сутки наверняка определил бы, какой ловкий плут опустошает охраняемые им владения.

В отсутствие добычи старая дева опять выпустила когти. Перед Питу вновь оказалась прежняя тетушка Анжелика, наводившая на него беспредельный ужас и подобревшая на мгновение лишь под действием корысти — главного движителя ее существования.

Чем ближе подходил назначенный срок, тем сильнее злобилась старая дева, так что на пятый день Питу уже только и мечтал о том, чтобы тетка немедля решилась отдать его в учение — не имеет значения, к кому, лишь бы не оставаться при ней козлом отпущения.

Внезапно измученный ум старой ханжи осенила великолепная идея. Идея эта мгновенно вернула ей покой, утраченный шесть дней назад.

Заключалась эта идея в том, чтобы попросить аббата Фортье безвозмездно принять несчастного Питу в школу, а затем, выхлопотав ему стипендию, учрежденную его высочеством герцогом Орлеанским, отдать его в семинарию. Тетке Анжелике эта учеба не стоила бы ни су, а г-н Фортье был просто обязан порадеть племяннику богомольной особы, сдающей внаймы стулья в его церкви и к тому же полгода ублажавшей его дроздами и кроликами. Таким образом Анж, помещенный под стеклянный колпак, приносил бы тетушке доход в настоящем и сулил его в будущем.

Аббат Фортье в самом деле принял Анжа в свою школу, не взяв никакой платы. Аббат этот был добряк, менее всего заслуживавший упреков в корысти; он дарил свои познания невеждам, отдавал свои деньги неимущим и был непримирим только в одном отношении: он терпеть не мог солецизмов и яростно ненавидел варваризмы. В этом случае друг и враг, богач и бедняк, ученик, за которого платят, и ученик, посещающий школу бесплатно, — все были для него равны; он обрушивался на грешников с римской беспристрастностью и спартанским стоицизмом, а рука у него была тяжелая. Родители знали об этом и, решившись определить детей в пансион аббата Фортье, отдавали их в полное его распоряжение; на попытки матерей вступиться за своих отпрысков аббат отвечал изречением, выгравированным на поверхности его ферулы и на рукоятке его плетки: «Кого люблю, того и бью».

Итак, по просьбе тетки Анж Питу был принят в число учеников аббата Фортье. Старая богомолка, гордая этим обстоятельством, которое, однако, гораздо меньше радовало ее племянника, вынужденного проститься с независимой бродячей жизнью, отправилась к метру Нике и объявила, что не только выполнила условия доктора Жильбера, но и сделала сверх того. В самом деле, доктор потребовал, чтобы Анжа Питу выучили достойному ремеслу: тетка же готова сделать для ребенка больше и дать ему превосходное образование, и где? В том самом пансионе, где учится Себастьен, за что доктор платит пятьдесят ливров.

Правда, обучался Анж бесплатно, но об этом доктору Жильберу знать было решительно незачем, а если бы тайна и раскрылась, она никого бы не удивила: бескорыстие и беспристрастие аббата Фортье были общеизвестны. Подобно своему Небесному Учителю, он возлагал на школяров руки, говоря: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне». Однако отеческие эти руки были неразлучны с учебником и пучком розог, так что чаще всего от Иисуса, к которому дети приходили в слезах, чтобы уйти утешенными, аббат Фортье отличался самым решительным образом: к нему ученики приходили, объятые страхом, а уходили, глотая слезы.

Новый ученик вошел в класс со старым сундучком под мышкой, роговой чернильницей в руках и двумя-тремя обломками перьев за ухом. Сундучок был призван с грехом пополам заменить пюпитр, чернильницу подарил новоявленному школяру бакалейщик, а обломки перьев мадемуазель Анжелика прибрала к рукам накануне, при посещении метра Нике.

Анжа Питу ждал тот братский и нежный прием, который, рождаясь у детей, водится у взрослых, а именно — град насмешек. Весь класс принялся издеваться над новеньким. Двоих учеников оставили после уроков из-за его соломенных волос, двух других — из-за его удивительных коленей, которым мы уже посвятили несколько слов. Еще двое сравнили ноги Питу с узловатыми корабельными канатами. Острута имела успех, обошла стол, вызвала всеобщее веселье и, следовательно, насторожила аббата Фортье.

В результате, отучившись четыре часа и выйдя на улицу в полдень, Питу, за все это время не сказавший ни единого слова никому из соучеников и мирно зевавший за своим сундучком, успел нажить в классе шестерых врагов, причем врагов тем более свирепых, что он ничем не был перед ними виноват. Шестеро обиженных поклялись на печке, заменяющей школярам алтарь отечества, что выдерут новенькому соломенные волосы, выцарапают голубые фаянсовые глаза и выпрямят кривые ноги.