Джеймс Купер - В Венеции

— Так разве она еще здесь? — спросил встревоженно браво. — Ты ведь знаешь, что я не хочу, чтобы меня увидели.

— Не бойся, она сейчас наверху у моей больной матери, и раньше, чем она войдет сюда, мы услышим ее шаги в коридоре. Тогда ты можешь войти в эту комнатку, как ты это уже несколько раз делал, и, если хочешь, можешь послушать нашу болтовню… Или… может быть, пойдем… но нет, не успеем…

— Ты хотела сказать, Джессина, что я могу пойти навестить…

— Конечно, Карло; но я боюсь, как бы любопытная Аннина не начала искать нас.

— Я могу подождать. Когда я бываю с тобой, я делаюсь терпеливым.

— Молчи! Это шаги Аннины. Спрячься скорей в комнату.

Браво скрылся в боковой комнатке, оставив дверь чуть приоткрытой. В это время Джельсомина пошла отворить кузине. С первых же слов Джакопо по голосу узнал дочь виноторговца.

— Ты полная хозяйка здесь во всем доме, Джельсомина, — сказала Аннина, опускаясь на стул словно от усталости.

— Я бы с радостью отказалась от того, что ты называешь хозяйством, если бы мама была в состоянии сама заниматься им.

— Что ни говори, а приятнее распоряжаться, чем повиноваться. Ну, давай поговорим о вчерашнем празднике. Была ты вчера среди масок, гулявших на Пьяцетте?

— Нет, я не могу оставить мать.

— Жаль, а в Венеции, кажется, еще ни разу не было такого торжественного венчания с Адриатикой и таких интересных гонок, как вчера. Да, это стоило посмотреть… И, представь, простой лагунский рыбак получил первую награду.

— Неужели не было более искусных гондольеров?

— Самые ловкие, говорят, участвовали в первой гонке, где мой Луиджи должен был бы взять первый приз, если бы товарищи ему не подстроили штуку на зло… Да, знаешь, — продолжала Аннина, осторожно оглядываясь по сторонам, — во второй главной гонке в числе других был один гондольер в маске, и говорят, что это был — представь кто? — Джакопо! Ты слышала о нем?

— Слышала; так называют одного страшного злодея.

— Да, надо удивляться тому, что делается в Венеции. Этот человек прогуливается где ему угодно, и никто не смеет ему сказать ни слова. Подожди, это еще не все; сегодня на заре, когда я возвращалась с Лидо, я видела, как в лагунах нашли труп какого-то молодого кавалера, и все называли Джакопо виновником его смерти.

Джельсомина вздрогнула.

— Это ужасно! — сказала она. — Но почему ты так рано была на улице? Неужели ты всю ночь пробыла на Лидо?

— На Лидо?.. Да… Нет. Ведь я не могу целый день, как ты, сидеть дома. Особенно последние дни мне пришлось много помогать отцу. Вот и сейчас я болтаю с тобой, а дома у меня пропасть дела. Да, чтобы не забыть: цел у тебя сверток, который я оставила тебе в последний раз?

— Как же, я думала, что ты о нем забыла, и хотела уже отослать его тебе, — сказала Джельсомина, вынув из ящика небольшой тщательно запакованный сверток.

— Ради бога, никогда не делай этого! Если бы сверток попался в руки моему брату Джузеппе, то это могло бы тебе причинить немало неприятностей… Но пора, до свидания, милая Джессина! Я надеюсь, что твой отец отпустит тебя к нам; мы все таки тебя любим!

— Всего хорошего, Аннина! Если бы не болезнь матери, я давно была бы у тебя.

Хитрая дочь виноторговца поцеловала свою доверчивую кузину [33] Кузина — двоюродная сестра. (Прим. ред.) и исчезла.

— Карло, — сказала Джельсомина, закрыв за ней дверь, — ты можешь войти, никто нас больше не побеспокоит.

Браво вышел. Он был бледен; и, несмотря на все усилия ответить на приветливую улыбку Джельсомины, его лицо имело почти страшное выражение.

— Аннина заставила тебя поскучать, болтая о гонках и об убийстве? Но я знаю твое нетерпение, и мы сейчас же отправимся.

— Подожди минутку… Эта девушка тебе двоюродная сестра? И ты часто ходишь к ней?

— Нет, ведь я тебе говорила, что не могу часто оставлять мать, да, кроме того, отец не хочет, чтобы я ходила к ней, потому что они торгуют вином, и у них бывает много гондольеров. Она не виновата, что родные ее занимаются этим.

— Конечно, нет. А что это за сверток она взяла у тебя?

— Она его оставила мне на сохранение, когда торопилась на Лидо… Я вижу, она тебе не нравится. А ты слышал, как она говорила о Джакопо и о последнем убийстве? Наверно, ты согласен со мною, относительно этого злодея. Ну, хочешь, я тебя провожу к заключенному?

— Да, идем.

— Я вижу, Карло, что твоя честность возмущается злодейством этого убийцы. Мне часто приходилось слышать, что Сенат держит его на жалованьи. Говорят, что он ловчее всех в убийстве, и что судьям придется очень долго выискивать против него улики, чтобы не сделать несправедливости.

— И вы все верите, что у Сената такая чуткая совесть? — спросил браво глухим голосом, выходя в коридор следом за девушкой.

Джессина вернулась и вынула из шкафа маленькую коробочку.

— Вот ключ, Карло, — сказала она, показывая один из ключей в большой связке. — Сейчас я одна осталась здесь сторожить заключенных. Мы добились, по крайней мере, этого, а со временем сделаем и больше.

Браво заставил себя улыбнуться, чтобы показать девушке, насколько он ценил ее заботы.

Джельсомина вела Джакопо по сводчатым галлереям и темным коридорам. Она остановилась на минуту, входя в низкую, узкую галлерею с окнами по обеим сторонам.

— Карло, — спросила она, — ты ожидал меня встретить, как всегда, у входа с канала?

— Я не вошел бы в тюрьму, если бы не встретил тебя, потому что я не хочу, чтобы меня видели. Но я вспомнил о том, что твоя мать может задержать тебя, и переехал через канал.

— Нет, здоровье мамы без перемены. А ты замечаешь, что мы идем по другой дороге? Ты хорошо знаешь расположение дворца и тюрьмы Карло?

— Больше, чем бы я этого желал, милая Джельсомина. Но зачем ты меня об этом расспрашиваешь? Мысли мои заняты совсем другим.

Девушка ничего не ответила, но обычно бледные щеки ее стали еще бледней. Браво, привыкший к ее молчаливости, не обратил на это внимания. Он быстро взглянул в окно: перед его глазами тянулся темный, узкий канал, дальше виднелся выход к набережной и к порту.

— Джельсомина! — воскликнул он, невольно отшатнувшись. — Мы на Мосту Вздохов?

— Да, Карло. Ты никогда не проходил по нем?

— Нет, никогда. Хотя я и часто думал, что мне когда-нибудь придется его перейти, но никогда не предполагал, что пойду я здесь с таким провожатым.

— Ну, со мной этот мост для тебя не страшен, и, хотя здесь ходят только сторожа и осужденные, со мной ты можешь пройти безопасно. Мне доверили от него ключ и указали все закоулки, ведущие к нему.

— А не правда ли, странно, что Совет разрешил мне посещать тюрьму без особого надзора, а только с тобой?

— Я лично не нахожу в этом ничего странного, но на самом деле это не разрешается всем. Даже говорят, будто немногие из ступивших на этот мост возвращаются обратно, а между тем, ты меня не спрашиваешь, почему мы идем через него.