Евгений Рогачев - Рогнеда. Книга 1

Ближе к ночи, когда совсем стемнело, ногаи стали выбираться из леса. Двигались бесшумно, словно тени. Только изредка всхрапнет лошадь, да брякнет железная упряжь. Василий ехал в середине ногайского отряда. По бокам неотлучно находились два воина с обнаженными мечами, приставленные ханом. Василия освободили от пут и больше не связывали. Понимали ногаи, что никуда он не денется, разве только совсем голову потеряет. А боярин, трясясь между двух ногаев, уповал только на Михалко. Верил он, что не бросит верный холоп своего хозяина на поругание татарам. Может, он там где-то, в лесной чаще, неотступно следует за ногайским отрядом и ищет способа вызволить боярина из лап басурманских? Дай-то Бог!

Дни сменялись ночами. Ногаи не изменили своей тактике — днем отсиживались в дубравах, ночью скользили по русским равнинам. Удача сопутствовала им, и столкновений пока удавалось избегать. Правда, один раз чуть не натолкнулись на большой отряд местного воеводы. Дозорные вовремя заметили опасность, и ногаи успели схорониться в ближайшей роще. Василий поразился выучке и сноровке ногаев. Дозорные, вывернув из ближайшего поворота, стремглав кинулись к хану. Каюм поднялся в стременах, взглядом окинул местность вокруг и начал отдавать команды. Ногаи завернули коней и ринулись под защиту деревьев. Все это было сделано быстро — без суеты и шума. Только был отряд на дороге, глядь — а его уже и нет. Василий замешкался, и получил плетью вдоль спины. Среди редких деревьев и кустарника всадники уложили лошадей, обмотав им морды кожаными ремнями, чтоб не заржали невзначай, а сами улеглись рядом.

Кони лежали, словно каменные, подрагивая боками. Василий заметил, как некоторые ногаи что-то шептали им на ухо, видно, успокаивая. Конники проехали невдалеке, Василий даже услышал, как всхрапывают кони да переругиваются всадники. Родилась шальная мыслишка вскинуться да крикнуть воям, что вот он, враг, тут лежит, под боком. Но, увидев оскаленную морду воина и клинок, тут же отогнал ее от себя. Порубят, и вздохнуть не успеешь, не то, что крикнуть. Подождав еще немного, двинулись далее.

На исходе пятого дня, когда уже чувствовалось близкое дыхание степи, под утро, Каюм поднял руку, дав знак остановиться. Подозвал проводника.

— Сколько еще осталось?

— День пути, хан. Прямо перед нами сторожевой городок под названием Изюм-курган. Мы его обойдем справа, по низине. А затем, уже проторенными дорогами, уйдем домой. — Проводник поклонился, добавил: — Удача сопутствует тебе, хан. Тебе и твоим воинам. Великий бог Итога охраняет твой путь.

— Да, старик, ты прав, боги на нашей стороне. Мы преподнесем им в дар самого жирного барана и самого упитанного быка. Боги будут довольны. А скажи-ка мне, старик, большой ли гарнизон в этом городке?

— Этого я не могу знать. По этим тропам я не один раз ходил, сопровождая наших купцов в земли руссов. Но в городке том не был. Прости меня хан, но о том я не ведаю.

— Ладно, ступай.

Хан повертел головой, поманил к себе молодого воина. Тот спрыгнул с лошади, подбежал к хану, склонился на одно колено.

— Разведаешь, что за городок находится впереди. И много ли в нем воинов и жителей. А так же подходы все. Уразумел?

— Да.

— Тогда отправляйся. Бег твоего коня должен быть легок, как полет стрелы, глаз остер, как лезвие меча, а разум холоден, как кумыс в самую жаркую погоду.

Воин вскочил на коня и исчез среди деревьев.

— Велишь остановиться? — Сотник наклонился к уху хана.

— Да. Будем ждать вестей.

Расположились на ночлег. Василия как обычно привязали к дереву, кинули кость с кусочками мяса. За время ногайского плена он уже мало походил на того боярина, которым был прежде. Он похудел, осунулся. Борода торчала в разные стороны, словно пакля, глаза впали, тая в глубине отчаяние, все больше овладевавшее боярином. Одежда, порванная во многих местах, висела клочьями, и сквозь прорехи просвечивало тело.

«Неужели это испытание мне ниспослано Богом за то прегрешение, что я свершил? Отравил отца своего и сам терплю муки адские. Господи, прости меня! Дай избегнуть смерти лютой от меча басурманского! Хотя и знаю я, что нет мне прощения…»

Такие мысли все чаще посещали Василия, и отчаяние все больше овладевало им. Он уже не верил, что на помощь придет холоп верный. Наверное, сам сгинул где не то, аль бросил хозяина своего. Своя жизнь оказалась дороже хозяйской.

Но Михалко был рядом, хотя боярин и не подозревал об этом. Он затаился невдалеке и ждал удобного момента, чтобы наведаться в стан кочевников. Незадолго перед этим он заметил, как из ногайского стана выехал воин. Михалко проводил его взглядом, хотел проследить, но передумал. Не до того сейчас. Михалко сидел в одиночестве под высокой сосной и кутался в порванную рогожу.

Когда боярин послал их искать проторенный путь, они долго плутали. Но повезло, выбрались, наконец, к людям. А здесь, к своей радости, обнаружили проводника Прошку, по чьей вине оказались вдали от проезжих дорог. Столкнулись совершенно случайно, в небольшом селении, куда все-таки сумели выбраться. Прошка, когда увидел Михалко, аж побледнел весь и бежать кинулся. Но Михалко оказался проворнее. Настиг он охальника и в укромном месте свернул ему шею. Чтобы впредь не дурил заезжим людям головы. Хотя и верещал тот, обещая богатства разные, но Михалко оказался глух к его мольбам.

Когда вернулись обратно, увидели, что нет боярина больше, а воины все лежат порубленные, а над побоищем воронье летает. Долго блуждал Михалко по лесу, пока не наткнулся на след ногайский. Да не один он был, а во множестве. Воины вмиг поскучнели и на одном из привалов исчезли, оставив Михалко одного. Кинулся он, было, искать их, да все без толку. Рассвирепел Михалко, зарычал, страшно грозя немыслимыми им карами, и двинулся далее один. Не то, что он шибко любил боярина, а не мнил другого хозяина кроме него. Так верный пес предан хозяину своему и прощает ему все обиды и унижения.

Помогло Михалко чутье и глаз острый. Тут ветка обломана, там конский след глубокий, здесь остатки привала вражеского. Хоть и были ногаи конными, а он пешим, но выследить их сумел и вскоре узрел воинов на невысоких мохнатых лошадках. Помогло то, что двигался почти без остановки — и днем и ночью, делая лишь короткие привалы. Во время пути питался, чем придется, и сам стал похож на зверя лесного.

Один раз попытался, было, сунуться, но спугнул дозор татарский. Насилу и ушел. Долго петлял по лесу, запутывая следы, а потом возвращался назад, боясь упустить ворогов. Эта ночь должна оказаться решающей. Дальше ждать не имело смысла. Силы у Михалко убывали, и чувствовал он: еще чуть-чуть — и не хватит силушки боярина вызволить. Вчерась днем повезло. Сумел словить зайца и съел целиком, даже единой косточки не оставил.