Сергей ГОРОДНИКОВ - ЛЕЙБ-ГВАРДЕЕЦ

Кривой Нос сидел за каменными выступами, нервно вслушивался в предательское беззвучие вокруг. Ствол одного карабина торчал в просвете, наклонённый книзу, где прятались оба оставленных японским офицером солдата; другой карабин он держал перед собой.

– Я один, их пятеро, – отозвался он своим тревожным размышлениям. – Пятеро на одного! Нет, так не пойдет! – решительно возразил он невидимому собеседнику.

Он приподнялся и тихонько переместился из своей засады; хотел было вернуться за вторым карабином, но, памятуя народную примету, махнул на него рукой. Постаравшись держаться подальше от обрывистого откоса, он побежал туда, куда удалился и где пропал Чак.

Не зная этого, прячущиеся внизу солдаты тоже решили, что их оставили сдерживать превосходящего числом противника, что так не пойдет, и тоже начали скрытно отступать. Они не смели проявить столь решительную прыть, какую проявил Кривой Нос, но тоже заспешили вниз, вдоль течения речушки, на ходу придумывая для себя героическое оправдание перед офицером.

Кривой Нос издёргался, – неожиданные засады мерещились ему уже за каждым большим камнем. Он решил перебраться на другой берег, полагая, что там меньше опасностей, и подгоняемый нетерпением, до крови сбил локоть, когда спускался к берегу речушки с крутого откоса. Он был уже внизу, как вдруг из-за скалистого выступа, скорым шагом, отчего-то оглядываясь, с пальцами на курках, появились оба покинувших укрытие японским солдата. От неожиданности и испуга Кривой Нос споткнулся о камень, и те двое резко обернулись. Первым пришел в себя Кривой Нос. Пальнув наугад в ближайшего японца, он бросился назад и налетел на валун. За его спиной грянул выстрел, и пуля страшно цокнула над головой. Звоном в ушах ему слышался топот бегущих к нему врагов. Почти не сознавая, что делает, он отчаянно передернул затвор и развернулся.

– Нет! – в ужасе закричал он с разворота.

Один японец без движения лежал вниз лицом, другой убегал к противоположному берегу: он по колено в воде прыгал в речушке, в пену разбрызгивал прозрачную воду. Как в угарном сне наяву, не целясь, Кривой Нос выстрелил вслед солдату. Тот нелепо вскинул руки, споткнулся и шлепнулся в воду; тянулась секунда, другая, третья, а он не делал попыток встать на ноги. Течением его тело медленно сносило сначала к одному торчащему из воды камню, затем к другому, у которого оно и застряло.

В безрассудном ужасе от того, что сделал, Кривой Нос выбежал к речушке и помчался обратно. Страшная японская месть чудилась ему за спиною. Но там, куда он бежал, гораздо выше по течению, ухнули выстрелы. Кривой Нос остановился и затравленно заскулил. Он стал неуверенно отступать, пяткой поскользнулся на гальке и, развернувшись, побежал в противоположную выстрелам сторону...

– Одна куропатка есть, – с нежностью к карабину проговорил Шава.

Он глянул из своего укрытия. Шагах в пятидесяти, на другом берегу у обрыва корчился японский солдат, вдруг вытянулся и прекратил шевелиться – его больше не волновали никакие жизненные проблемы. Но за большим выступом обвала скалы, неподалеку от лежащего солдата, гаркнуло дуло карабина унтер-офицера, и пуля цокнула в укрывающий Шаву камень. Он не спеша перезарядил свое оружие. Зло улыбался, и спросил себя: так ли удачны дела у Чака?..

Чак в яростном тигрином прыжке ударил ступнёй по кисти руки с пистолетом, и офицер не удержал оружие, – легкомысленно вращаясь в воздухе, пистолет отлетел и бултыхнулся в речушке. Следующий прыжок Чака офицер прервал, ногой подрубил китайца в полете, и тот рухнул возле воды, чиркнул по гальке коротким ножом. Выпустив из сильно расцарапанного о гальку кулака свой нож, Чак мигом поднялся, уже готовый к рукопашной схватке.

– Йа-у! – взвизгнул офицер, вставая в боевую стойку восточных единоборств.

Чак принял ответную стойку и отбил первое нападение, чтобы тут же напасть самому.

Единоборство быстро превратилось в злую и жестокую драку, в ней каждый желал только одного, смерти противника. Вскоре Чак допустил роковую ошибку, от сильного удара ногой в живот отлетел спиной, упал позвоночником на остро выступавший из гальки булыжник. Он хотел приподняться и не смог. В горле у него забулькало, захрипело, на губах выступила кровавая пена. Он задергался в агонии, расширенными страшными глазами уставился в гордо наступившего ему на грудь офицера.

Эту картину и увидал Кривой Нос, когда выбежал к месту их схватки. От зрелища с неестественно распростертым на булыжнике Чаком он в ужасе остолбенел. Японец над телом китайца резко вскинул вверх правую руку с побелевшим от напряжения кулаком и издал боевой клич победителя. Потом медленно повернулся к Кривому Носу.

– Йа-у! – с опьяненными победой безумными глазами крикнул офицер и, недвусмысленно вызывая на рукопашный поединок, двинулся к новому врагу.

Кривой Нос отступил, заскулил, он выронил карабин и прибег к испытанному средству – бросился прочь. С яростными выкриками японец кинулся за ним, словно Кривой Нос стал его законной добычей. Они бежали вдоль речушки, обратно вверх по течению; иногда наступали ногами в воду, разбрызгивали ее, и брызги искрились на прорывающихся в прогалины облаков солнечных лучах. Несколько раз Кривой Нос в дикой надежде оглядывался на бегущего следом японца, значительно меньшего, чем он сам, и после каждого такого взгляда на преследователя он словно получал толчок в спину и делал отчаянный рывок вперед. Но офицер брал выносливостью, и если отставал, то ненадолго, быстро догонял.

Кривой Нос страшно устал от бесплодных попыток оторваться от офицера. А когда впереди увидел убитого им прежде, лежащего сапогами к воде солдата, то разом отупел и отчаялся, перешел на неверный шаг и заплакал. Он отступал от неумолимо приближающегося японца до трупа солдата, на котором споткнулся, опрокинулся навзничь. Под рукой оказался чужой карабин, Кривой Нос машинально направил ствол на офицера, закрыл глаза и, нажав курок, вздрогнул от выстрела.

Пуля толкнула японца в грудь шагах в пяти от стрелявшего уголовника; она на мгновения приостановила офицера, заставила пошатнуться и упасть на колени. Яростно сцепив зубы, он и на коленях двинулся к Кривому Носу. Тот опять заскулил, по его щекам текли слезы, но как кролик перед удавом он не имел сил и воли пошевелиться. Офицер почти дополз до него, лицом дотянулся до голени левой ноги. Будто когтями вцепился в нее пальцами рук и в предсмертной судороге впился в плоть врага зубами.

Кривой Нос лишь отвернулся к речушке и тихо взвыл. Будто сквозь вату в ушах до его сознания докатился дальний хлопок еще одного карабина...

... Пуля опять ударила по камню, за которым укрывался Шава, со звоном лопнувшей струны рикошетом отлетела вверх.