Сергей Городников - Порученец Царя. На стороне царя

– Фридрих Иванович?! – с шутовским удивлением воскликнул он и быстро отступил назад. – Я вас не ударил?

Весело рассмеявшись, как отрок, который осознал, что вырос и покидает дом, а с ними и нудные обязанности, он чуть ни вприпрыжку слетел с лестницы вниз, выскочил с крыльца в подворье. Удача цокнул языком. Собака обернулась, увидала показанный кусок пряника, выразительно сунутый под подушку, и встала на месте, заартачилась у порога. Девушке пришлось дёрнуть ошейник, и она надменно заметила раненому:

– Прекратите!

– Дарья Афанасьевна, – показался за порогом рыжий и среднего телосложения немец в дорогом сюртуке. Несмотря на тридцатилетний возраст, давний секретарь Ордин-Нащокина и одновременно учитель его детей, в отсутствие хозяина он исполнял роль наставника. Он не скрывал неприязнь к временному жильцу комнаты и высокомерно не переступал порог, оставаясь в коридоре, откуда обращался к девушке с холодным достоинством: – Вам ещё надо перевести две положенные на день страницы с латыни.

В подчёркнуто вежливом полупоклоне выпустив её из комнаты, он сам плотно закрыл дверь снаружи.

Оставшись один, Удача поднялся с узкой кровати, распрямил спину. Ступая по комнатке, разминая плечи, изгибаясь телом, как кот после долгого лежания, он каждой мышцей с наслаждением ощущал возвращение гибкости членов и принялся обдумывать, каким образом с успехом осуществить, о чём договорился с сыном Нащокина.

Лесная дорога была сухой и торной, разделяла два пригородных дачных поместья знати, однако ею пользовались нечасто, и растительность теснила её с обеих сторон вдоль каждой колеи. Отдаваясь возбуждению от быстрого движения, опьяняющему после двух недель малоподвижного существования, он мчался по левой колее, неумолимо нагоняя отряд молодых, красочно разодетых наездников. Оглядываясь, они рассредоточились и перекрыли дорогу, намереваясь не позволить ему оказаться вперёди. Это его не беспокоило. Главное, чтобы не догадались, что за ними скачет не тот, с кем они поспорили на крупный выигрыш. Красный, обшитый золотыми шнурками охотничий камзол юноши он расстёгнул до пояса из опасения разорвать в плечах, а волосы убрал под коричневую, подбитую соболем лёгкую шапку и пригибался к шее Белохвоста, скрываясь лицом за головой жеребца.

Белохвост чувствовал опытного всадника и нёсся стремительно, доверившись полностью и отзываясь на любое его движение, как будто они слились в неразрывное целое. Ватага участников скачки вырвались из леса к реке, на луговом берегу повернула к прибрежному холму. Удача пришпорил жеребца, слегка привстал в стременах, облегчая ему нагрузку на спину, и тот понёсся, будто выпущенная с натянутой тетивы стрела. Они нагнали ватагу молодой знати, и он заставил Белохвоста прыгнуть к воде, где соперникам трудно было помещать обгону и удалось отвернуть от них лицо. Иногда попадая в воду копытом и разбрызгивая её, конь под ним быстро обогнал берегом всех соперников и взлетел на холм. За холмом надо было опять вернуться на лесную дорогу, и Удача погнал коня в отрыв от остальных скакунов, оставляя в стороне всё реже мерцающие отсветы серо-голубой глади реки. Грива жеребца развевалась, копыта взбивали слабую пыль, она дымкой накрывала скачущих следом наездников, которые ожесточённо нахлёстывали легконогих коней, но не могли удержаться даже на определённом расстоянии от хвоста с белой проседью. Их гиканье и возгласы отставали и отставали.

Углубились в лес, потом пересекли край поля, и под ногами аргамака замелькали тени высоких сосен. Увидав плавный заворот дороги к густым зарослям смешанных деревьев и кустарников, Удача начал постепенно замедлять бег жеребца, не перегружая ему сердца слишком резкой сменой скорости бега и давая возможность передохнуть от испытанного напряжения скачки, а возле двух старых, будто вырастающих из одного корня, лип поднял на дыбы. Недовольный остановкой жеребец храпел и дрожал мускулами под потной кожей, весь во власти переживаний гонки. Соскользнув на землю, наездник придержал его, как умеют делать только степняки, пока в седло не запрыгнул выскочивший из зарослей Воин.

– Ну, давай же, давай, Белохвост! – с лихорадочной дрожью в голосе бормотал юноша, перехватывая поводья и носками сапог отыскивая стремена.

Отпущенный Белохвост без понукания рванулся вперёд, и они понеслись ещё до появления на дороге передних наездников стаи преследующих соперников. Воин обернулся и завизжал от восторга. Присев за кустарником, сняв шапку, Удача распустил и оправил ладонью волосы, подождал, когда последние из нарядных всадников миновали сдвоенные в корне липы, затем встал и пронаблюдал за продолжением гонки. Лошади сыновей московской знати были объезженными и сильными, но догнать жеребца с белой проседью в хвосте они смогли бы только с помощью нелепой случайности.

Он отыскал в кустарнике сумку, которую бросил Воин и мысленно похвалил юношу. Тот успел-таки пересечь лес от укрытия в орешнике, возле которого отстал после начала скачки, чтобы он заменил его в седле и оказался участником состязания. Скинув узковатый камзол, он свернул его и уложил в сумку, туда же сунул шапку. Перекинул ремень через плечо и направился тропой вглубь зарослей, на ходу расстегивая белую рубашку. За зарослями лес поредел. Разноцветье крон деревьев, гроздья рябины радовали глаз, а изредка раскиданная листва, которую начали сбрасывать деревья, украсила траву и тропу. По стволу многолетней сосны, к кронам с шишками ловко забралась хвостатая белка, оттуда недовольно глянула на человека, потом на дятла, который сосредоточенно долбил ствол осины, прерываясь лишь на обследование своей работы. Лениво перекликались птицы, и тихо шурша, будто по траве пробегал ветер, проползла гадюка, скользнула к гнилому пню и там пропала из виду. День был облачным, но сухим и тёплым, обещая продолжительное бабье лето.

Он невольно приостановился, когда расслышал возгласы девушки и лай. Дальше ступая по кошачьи бесшумно, он вышел к опушке небольшой поляны и замер за толстым стволом очень старой ивы. Наблюдая за развлечениями девушки и собаки, медленно растёр занывшую голень с заживающей раной. Дарья Нащокина в том же тёмно-синем платье, в каком он видел её привезённым в повозке, бросала палку, за которой носилась гончая. Собака приносила палку, позволяла вырвать из пасти, чтобы вновь резво ринуться за нею, едва палка отлетала от руки девушки. Две осёдланные лошади сыто жевали траву, лениво обмахивались заплетёнными в косички хвостами и переступали у тени клёна.

Он нарочито шумно наступил на сухую ветку, и девушка и собака живо повернулись на треск и на его появление возле опушки. Собака с радостным лаем подбежала навстречу, потом сопроводила спутником, пока он приближался к лошадям. Щёки девушки покраснели от воздуха и движений, а глаза сияли приветливо и доверчиво.