Сергей Городников - Порученец Царя. Нарвский дьявол

Если она и испытала замешательство, то оно было кратким, как полёт шальной пули. Отстранив атласную занавеску с оконца дверцы, она хотела выглянуть наружу и едва не ткнулась лбом о сунувшийся сверху вытянутый нос тёмноглазого мужчины средних лет с резкими чертами узкого белобрысого лица, на котором будто от рождения запечатлелось выражение, что он занят очень серьёзным делом. Свисая вниз головой, он посмотрел на неё, снял непонятно как не упавшую пасторскую шляпу и, попытавшись наскоро поприветствовать женщину, быстро представился.

– Капитан Лёвенхаупт, – буркнул он из своего неудобного положения.

– Что вам угодно? – резко спросила полька.

Капитан увидел на дверце графский герб, и голос его приобрёл почтительный оттенок.

– Простите, графиня, дело государственной важности, – скороговоркой объяснил он своё неожиданное появление наверху кареты.

– На крыше моей кареты? Очень мило. – Её не тронула его почтительность, она вызывающе язвила. – И что вы там нашли? Заговор против шведского короля?

– Прошу не шутить, – посерьёзнев сверх всякой меры, попросил Лёвенхаупт.

Графиня отозвалась с властным раздражением не привыкшей терпеть возражения женщины:

– Слезайте немедленно!

Голова капитана исчезла, и стало слышно, как он слезает к козлам кучера, от них на землю.

– Ищите! Окружить квартал! – принялся он распоряжаться солдатами и стражниками среди ворчания толпы, недовольной, что у неё отняли занятное зрелище именно тогда, когда она как раз начала входить во вкус. – Шпион не должен уйти!

Графиня вопросительно глянула на ксёндза. Он успокаивался от вспышки фанатичной ненависти при виде пасторского одеяния и готов был вновь погрузиться в расслабленную вялость тела и духа.

– Случайное совпадение? – с доверительным беспокойством спросила она негромко.

– Думаю, да. – Иезуит кивнул в подтверждение тихо произнесённым словам и посмотрел через оконце на дом губернатора. – Но мы, кажется, приехали.

Кучер то ли услышал его, то ли догадался сам, взмахнул вожжами над двумя парами серых иноходцев, и карета осторожно выехала из улицы, повернулась и подкатила к парадному входу жилого губернаторского здания, ставшего предметом возбуждённого любопытства многоголовой толпы.

Погружённая во мрак приёмная комната средних размеров доказывала, что гадание может быть прибыльным и почитаемым занятием, если его обставить должным образом. Плотно задёрнутые занавеси из чёрного бархата полностью скрывали единственное окно, а бледные огни свечей и светильников, казалось, никогда не позволяли дневному свету проникать в этот дорогой притон испанской цыганки, смуглой, худой и чернявой, по внешности сущей ведьмы. Во всём преобладал чёрный цвет, создавая потустороннее и тревожное настроение ожидания сверхъестественного откровения. Два черепа осклабились на полке; рядом с ними утробно бормотала колба, бурая жидкость в ней неспокойно бурлила, курилась рыжим дымом.

Вокруг круглого стола посреди комнаты нагловатым чёртом вальяжно расхаживал необычно большой чёрный кот. Глаза его горели фосфорическим зелёно-золотым сиянием, вспыхивали глубинами мрачных бездн, производя неизгладимое впечатление на беспокойную и бледную особу в траурном платье, которая нуждалась в помощи ведуньи. Руки обеих женщин лежали на столе поверх потёртого чёрного бархата, и скрюченные, будто сучья, тёмные пальцы закрывшей веки гадалки медленно ползли, точно когти кошки к мыши, к нервно вздрагивающим белым пальцам молодой особы. Из влажно поблескивающих голубых глаз посетительницы как-то обречённо скатились прозрачные слезинки.

– Когда погиб твой муж? – глухо потребовала ответа гадалка, отчего особа вздрогнула всем своим хрупким существом.

– Мне надо с ним посоветоваться, – дрожащим, будто осенний лист на ледяном ветру, высоким голосом начала она скоро выговаривать слова, объяснять причину своей нужды в помощи ведьмы. – Стоит ли мне ... – она запнулась, потупилась, краска милого смущения появилась на её припухлых щеках, – снова выходить замуж?

– Когда он погиб? – нетерпеливо повторила гадалка, будто уже стояла у врат в преисподнюю.

– Год назад, – нервно сглотнув, отозвалась посетительница. – Семнадцатого...

– Не надо дат, – резко прервала её цыганка.

Веки её приоткрылись, мутные чёрные зрачки закатились, голова начала медленно раскачиваться невидимыми волнами из стороны в сторону.

– Вижу, – наконец пробормотала она. – Вижу. – Она на минуту сосредоточенно примолкла и вдруг заговорила громче. – Вырвись из второго потустороннего круга, явись!

Внезапно широко раскрыла глаза, муть в них пропала. Она пронзительно, будто удав в зайца, уставилась в молодую вдову, отчего та слабо и обречённо взвизгнула.

Бархатная чёрная занавесь над входом бесшумно всколыхнулась, и обе женщины вскочили, одна в злом изумлении, другая в ужасе, прикрывая рот тонкой узорчатой перчаткой. В комнате тенью появился молодой мужчина, лицо его было скрыто шарфом и широкой тёмной шляпой, красные отсветы пламени свечей пробежали по стенам и потолку от его обнажённой шпаги.

– М-М-я-я-у-у!! – выгнув спину, ощетинился и взвыл кот.

– Это он! – выдохнула вдова и упала бы без чувств, если бы молодой человек не подхватил её.

Вечернее зарево подпалило облака, красноватыми пятнами расцвечивало рижскую пристань, облепившие её многомачтовые торговые и военные корабли с разными флагами, челны и судёнышки. Военные корабли были только шведскими. Они застыли в ряд строгим порядком в удалении от торговых, гордо подтверждая своим присутствием безраздельную власть короля Швеции, хозяина и распорядителя прав и обязанностей города и всего края.

Ливонский край был главной хлебной житницей Швеции. Но владение им позволяло шведскому королю владычествовать и в Балтийском море, так как в крае имелись удобные устья и заливы под военно-морские стоянки для большого флота. И самая удачная по своему расположению была стоянка у Рижской крепости в низовьях Западной Двины. Из неё можно было быстро перебрасывать значительные войска ко всем берегам, снабжать их по морю, чтобы использовать для угроз русским, польским и прусским границам. Благодаря владению Ливонским краем Швеция процветала, по своему произволу облагая морскую торговлю по всей Балтике значительной пошлиной.

Алое мерцание лениво играло на серой ряби полноводной вблизи своего устья реки, когда капитан Лёвенхаупт в одеянии пастора проходил бревенчатым настилом мимо военных кораблей, как будто огромные сторожевые псы, привязанных толстыми канатами к причальным балкам. Он направлялся к самому дальнему, который прибыл туда за три дня до этого вечера. Приблизившись к нему, он с нарочитой небрежностью осмотрелся, не заметил ничего подозрительного и по скрипучему трапу быстро поднялся на палубу. Дежурный офицер пристально глянул в его лицо, не сказал ни слова, пропустил к высокой кормовой надстройке.